словечко! И он снисходительно бросил:
– Ну, валяй дальше!
У Коськи до лезвия ножа заузился взор, и он тяжело произнес:
– Писатель – это тот, кто в спешке быть любимым, забыл любить себя!
– Прости! – внезапно перейдя на «ты», заспешил заверить Георгий. – Ежели по глупости обидел тебя.
Словно не слыша его, Коська проговорил:
– Резче всего человек отстаивает свою глупость. Словно это его главное достояние. Незыблемый капитал.
И Георгий вдруг понял, что пахан – вечный. Упраздняя одних корешей, он обзаводился новыми, и воровская родня не редела.
И ему вспомнился другой, тоже, как казалось, вечный старик. Прибауточник и надсмехальщик. Это у него была такая складушка: «Ко-хает живот то, что кануло в рот. А что прянуло за порог, не было б впрок!»
Так вот, думал Георгий, дед тот всегда будет людей потешать да смешить. А его однажды – бурлыц! «Бурлыц» – это его, так сказать, фирменное слово, что обозначало конец. И вот утром как-то пришли к нему, а он весь кровью подтек. Кому, думали, мог этот старикашка вреда или прочего какого неугодства учинить? Ан какая-то злобная душа нашлась, что спалила жизнь его ни за что ни про что.
А потом слух прошел, вроде старичок-то был себе на уме. В шайке воровской состоял. Вот его за отступничество и ухайдохали.
– Так вот я, – неожиданно заговорил Прыга, – часть заработка перевожу на счет лучших сынов Отечества.
– Это на кого же? – спросил Георгий, еще не ожидая подвоха.
– Пойдем! – тяжело встал Коська и направился к тому месту, где давеча Георгий повстречал Конебрицкого.
Он подвел его к тем самым, вырезанным из пеньков статуям, и Георгий их неожиданно признал. Как же это он раньше не обратил на это внимания? Они так по ранжиру и стояли – Щорс, Котовский и Чапаев. А главное, были похожи.
– Вот, – указал на них Прыга, – те, за кого наши отцы голову клали, а мы свою копейку к этому присовокупляем.
– В каком смысле?
– В самом что ни на есть прямом. Бригадой решили, как отшабашим свое, памятники каждому из них соорудим. И ниже напишем: «Незабвенным героям от благодарных потомков».
Прыга тем временем отплюнул свою «козью ножку» и уточнил:
– Нет, лучше вот так написать: «Героям Гражданской войны от пролетариата летучих бригад».
– А почему вы зоветесь «летучими»? – спросил Прялин.
– Да какие же мы еще? Нынче здесь, а завтра – ищи подкову там, где мерина нету!
Он помолчал, потом, вздохнув, сказал какую-то и уж вовсе непонятину:
– Нет сил на чувство, все мысли из души высасывают.
И уже собрался было уходить, потом, словно что-то вспомнив, произнес:
– А этого скеса забери с собой, а то я тебе его в посылке пришлю.
И Георгий понял, что тот говорит опять же о Конебрицком.
2
Георгий не знал,
