фиксой перед какой-нибудь молодкой.
Потом «отвалил» и лабух, и Оксана вдруг воскликнула:
– А куда же все подевались?
– Частично слиняли, – пьяно начал Триголос, – а частично испарились.
– А певец почему ничего нам не исполнил? – вспомнила она про Витьку.
– Да я же говорил, зубы ему мешают.
– Странно! – задумчиво произнесла она и вдруг предложила: – А вам надо немедленно жениться.
– Зачем? Чтобы начать есть икру?
– Нет, чтобы сделать еще одну женщину на земле счастливой.
– Так неужели в моем исполнении это возможно?
– Конечно, – просто ответила она. – Вот мой муж говорит: «Убил бы тебя, да подумаю, что другая будет не лучше, руки опускаются».
– Так вы замужем? – обреченно вырвалось у него.
– Конечно.
– Ну…
Она, как ей показалось, догадалась, что он собирается спросить.
– Он у меня подполковник милиции. Работает в МУРе.
У Триголоса остановилось дыхание.
2
Сад был наполнен особой, тронутой знобкой заповедностью тихостью. В ветвях деревьев копошливо возились какие-то птички. Как бы отделившая себя от сада, где-то вдали от него, даже, кажется, в поле, куковала кукушка.
Подпрыгивающей походкой пересек сад Филька-дурачок. Вися хвостом, пролетела сорока.
Чемоданов пришел в этот сад не затем, чтобы послушать кукушку или поглядеть, как летает сорока. Тут он должен был встретиться с одним шалопутом, с которым никто его не должен видеть.
Нет, тайн от пахана у него не было, но всем прочим не надо знать, что у него есть и такая связь.
А на встречу с ним должен был прийти капитан милиции.
В гущине соседней яблони взрыднула иволга. Подала голос, но не показалась. И Максиму вдруг подумалось, что, может, мент тоже так решил сделать. Обрязчиться, что есть, но не дать себя разглядеть.
Но тут же иволга выпорхнула из-под испода ветвей, и Чемоданов расправился душой. Даже чуть улыбнулся.
Последнее время он себе редко это позволял. Особенно после того, как закружились зеленые мухи вокруг смерти Алевтины. Потому как так вчистую отмазать всех было ой как непросто. И тут этот вихляк, что сейчас собрался прийти, кое в чем помог.
– Жила бы себе, дура! – вслух произнес Банкир. – Нет, потянуло правде в печенки въехать.
А случилось то, что Чемоданов ежели и ожидал, только не в это время. Кажется, какое ей дело до его жизни, когда они давно никто? Так нет, стала следить: вправду ли он ездит в молельный дом или – по пути – куда-либо в другое место свертает.
И – выследила.
Она распахнула дверь в ту пору, когда хором петушили одного фраера.
– Кто эта женщина?! – спросил тот, кому «в увеличилку превращали очко». – При бабе, гады, харите!
И Чемоданов выдавил ее своим телом сперва во двор, а потом на улицу.
