норовит. А я страсть как не люблю эти телячьи нежности. Сразу опротивела она мне, как черт. Особенно после слов, вроде я ее завоевал и теперь волен с нею делать все, что ни пожелаю.
«Знаешь, – говорю, – лети и стриги фонари крыльями!» – И, конечно, повернувшись, ушел.
Она несколько секунд постояла на одном месте, потом как захохочет, словно ей кто пятки щекотать стал, и крикнула:
«Эх ты, пентюх – нюхряя брат!»
«Ничего себе! – изумился я. – Поговорили, как меду напились». И мне стало весело.
Словом, не вязались у меня отношения с девками. Один, уже повоевавший парень, с которым я сдавал экзамены в педучилище, довольно мудрено объяснял мне, что война принесла не только беды и разные там лишения, она искалечила детей. Одних – сиротством, других – ранним мужанием. Поэтому, неизвестно, чем это все для нашего поколения кончится.
И, может, я принял это близко к сердцу и стал, как говорят, прикладывать свою морду к портрету эпохи.
Ну, короче, начал я уже подумывать, что быть мне женоненавистником. И, наверно, были в словах того моего друга какие-то убедительные доводы. Говорил он, что, мол, девушки рано перестали быть таковыми: таким, как я, соплезвонам, тайной, чем-то необычным, что, собственно, и заведует этаким хрупким чувством, как любовь.
Но однажды меня сбила с понталыку обыкновенная простецкая откровенность. Подвозил я как-то одну заправщицу. Раей ее звали. Ну я там, понятное дело, разные шоферские байки ей точал. Хохотала она как-то открыто и откровенно, словно знала меня по крайней мере полжизни. А когда выходила у своего дома, на той же шутливой волне спросила:
«Ты чего сегодня вечером будешь делать?»
«А ты?» – сыграл в попугая я.
«Тебя ждать!»
Хотел я было какую-то пулю в шпильку отлить. Да раздумал. Уж больно все так легко вышло, словно две нитки, что в одну пряжу ссучиваются.
А вечером мы пошли в кино. «Веселых ребят» показывали. Мама рассказывала, что я, совсем еще маленьким, на весь зал выкрикнул: «Глядите, она об нос Ломоносова яйца бьет!»
Словом, любил я этот фильм.
Кинотеатр носил иностранное название «Форум». И была тут своя тетя Маша, и свои огольцы, которых не пускали без билета, только вместо Кондрата Зозули директорствовал кругленький мужичишка с вставной челюстью, которая клацала, когда он пытался что-то сказать. Войти в положение пацанов он, конечно, не мог. И вдруг у меня возникла шалая мысль: провести хоть одного, разыграв какую-нибудь комедь. Раньше мне это удавалось.
И вот я так натурально споткнулся у ног местной тети Маши, так ловко прикрыл спиной вход и – сзади – рукой протолкнул туда двух огольцов.
«Аккуратнее надо ходить!» – тем временем поназидала тетя Маша, радуясь, что я лбом не врезался в табуретку и не разделил ее на четыре ножки и на поверхность, на которой она, заметил я, стояла одним коленом.
В кино Рая сидела ровно, не пользуясь подлокотниками, все, что происходило на экране, воспринимала на полном серьезе и страшно
