если бы не мог выкрутиться из любого положения.
Вот он рядом сосед по комнате Миша Кислов, ловкий сообразительный парень, и жена, как нельзя кстати, сталинградка.
– Не скучает жена по Волге? – спросил как-то Генрих Михаила.
– Еще как скучает! Как же не скучать, когда там родные отец с матерью, новый дом отстроили, нас к себе зовут.
– Так что же ты сидишь в своем холодном Новосибирске?
– В Новосибирске я один из первых и уважаемых людей, мне многое доверяют. Вот вы учиться приехали «голенькие», а я уже около десятка интубационных наркозов сам провел.
Фимкин не стал дальше продолжать разговор, а наследующий день отпросился на три дня домой, сославшись на нездоровье матери. Мама Генриха была здоровее всех здоровых и понятия не имела о том, что наговорил ее сынок в Москве, главное, он навестил мать, сам был здоровым и не похудел.
На следующее утро Фимкин докладывал шефу о своих потрясающих успехах в освоении анестезиологии, рассказал и о Михаиле Кислове.
– Хороший парень Миша и хочет жить в Сталинграде, но квартиры нет, а у тещи тесно, да и жить с тещей не всегда мед. Было бы жилье, он хоть завтра переехал бы к нам.
– Так, значит, Кислов стоящий врач?
– Еще какой!
– Пускай приедет на беседу со мной, сойдемся, будет ему квартира, в течение года будет.
Фимкин уговорил Кислова, тем самым прикрыл себя, так как испытывал страх перед новым делом. Жена Кислова была рада переезду в родной город, Михаил тоже был рад работать под руководством одного из ведущих хирургов страны. Луганцев и Кислов работали на одной волне, с этим классным анестезиологом профессор впервые выполнил операции на пищеводе и легких под эндотрахенальным наркозом, а позже и на сердце. А Фимкин был на подхвате, зато времени на сбор информации обо всех и каждом у него было достаточно, часть сведений Генрих «сливал» Шинкаренко, а часть держал как козырную карту, на всякий случай.
Время – самый лучший мастер, факир и маг, оно лечит и калечит, учит и карает, но главное, идет, бежит, не останавливаясь, кто-то успевает за ним, кто-то отстает, но время этого не замечает.
Прошли годы, ученики Луганцева стали маститыми хирургами, защитили кандидатские диссертации. Первым был Шинкаренко, Лида написала, он оформил, заучил и защитил, через год Виталий Карпович стал доцентом. Крылья за спиной Шинкаренко начали расти быстро, но он старался этого не показывать, хотя людей вокруг себя «кучковал», правда, их агитировать особо было не нужно, молодые аспиранты и клинические ординаторы, врачи больницы сами признали его лидером, доцент все-таки.
«Виталий Карпович все успевает, целый день пашет в клинике, диссертацию написал по ночам и за докторскую взялся, не каждый такое сможет», – так рассуждала молодежь и стремилась работать без устали, теперь перед ними был пример не только шефа.
Пахал и Фимкин, но не «на плантации», а рядом, со временем он научился давать наркоз, случаи
