она, но от регулярности этой двойная польза: перебиться всем вместе до получек, и зависимым не чувствует себя Илья Петрович, хоть и не давали ни разу молодые повода к тому… Да и что задаваться, на бобах-то частенько сидеть им приходится. А он – то одно купит, то другое, а то и за квартиру заплатит.
Ушли, а Илье Петровичу наддал шифер этот. Надумал прибить его как-то, хоть самый крупный кусок, ведь опять ночь проворочаешься. Взял табуретку, молоток с гвоздями, куртку Витькину накинул, спустился вниз. Во дворе светло было, прибрано всё, дворники с ночи скребли да стучали, тропинки жёлтым песочком натрусили, вдоль дорожек сугробчики поднялись, давно их не видали. Все деревья, ветки – в снегу свежем, с золотистыми верхушками, тени синие… Дал Бог погодку: поминайте павших…
Два мальца взялись помогать ему, табуретку держать. Один гвоздь кое-как вбил, ну и ладно бы. Так нет – для верности второй тукать стал. И сам вниз тукнулся. Хорошо хоть ноги не поломал, ушибся только. Виктор с Люськой пришли с парада, довольные, протиснулись как-то, всё увидали. Даже как самолёт президентский над городом летел. Пуговицу, правда, потеряли, оторвалась в толпе от дублёнки новой, затоптали её. Только зашли – Люська, конечно, с ходу про потерю. Редкая какая-то пуговица, непокупная, заказывать скорняку такую надо. Но узнали о его шиферном ранении – про пуговицу, понятно, забыли. И жалеют, и смеются… Вы б, говорят, ещё и плакат полезли прибивать. Это тот, что ночью с соседнего балкона на улицу ухнулся. «Слава героям». Смеются. А нет бы услыхать ночью шифер тот да прибить или отодрать. Им-то не слышно, молодые…
Третьего дня еще одно приключение было. Старость не радость. Собрался Илья Петрович пойти в гараж за картошкой. Не в свой гараж, не было машины у него, не накулачил в прежние годы, а уж теперь – на маршрутку бы хватало. Соседу по даче, тоже Илье, только Степановичу, заложил он осенью в гаражный подпол два мешка картошки, десяток коробок с яблоками да пяток бугристых серых тыкв. Сам вырастил всё, даже тыквы. В соседнем дворе гараж находился, недалеко. Разрешил Илье когда-то исполком поставить во дворе гараж железный как инвалиду войны. Потом он его кирпичом обложил – и живи не хочу. Машина-то игрушечная, «Запорожец» с двадцатилетним стажем. До дачи заволжской весной дотянет внук, она там всё лето и стоит под брезентом. Ну на рыбалку к ближнему озеру или за хлебом в ларёк к пристани иногда дотрясутся на ней. Главное, подпол глубокий в гараже. Участок у Ильи Степановича крохотный, четыре сотки, возился он с землей мало всегда, а нынче и подавно, жена ему душу никогда не трясла по этому поводу: что вырастет, то и вырастет. Потому находилось место в подполе и для соседского урожая. Тоже невеликого.
Можно было позавчера и Виктора вечерком послать за картошкой, но Илья Петрович, честно говоря, хотел повидаться с дачным тёзкой, разузнать, чем его одарили в честь сталинградского праздника и вообще поговорить о том о сём, по-стариковски. Столько всякого про войну писать да показывать начали, есть о чём поговорить… На войну-то он не
