потянул, и немка мигом выскочила из воды, тяжёлой она уже не была.
– Пусто…
Андреич снова умолк, потом чиркнул спичкой, задымил. Я тоже помалкивал, косясь на папиросный огонёк.
Темь между тем снижалась, обступала. Внезапно прилетевший ветерок захлюпал волной, округа сразу наполнилась шипящими звуками, казавшимися нам то чьим-то покашливанием, то осторожными шагами… Чего греха таить, страшновато было: ведь рядом, внизу, в стылой воде, на склизком каменистом дне лежал мёртвый человек.
– Надо… это… в милицию заявить, – неровным голосом, поперхивая, сказал Андреич. – Может, убили его… Вишь – раздетый, ограбленный, может… Пусть приедут, с водолазом дно прочешут… Дело серьёзное… Да-а… Рыбаки ловили рыбу, а поймали… Пойдём, позвоним в отделение…
И мы быстро засобирались.
Пока шли в горку, к набережной, перед глазами моими всё прыгало, качалось то узкое жёлтое лицо с выпученными глазами… «Точно, прибили где-нибудь рядом, может, и недавно совсем… И концы в воду, – думал я. – Вот сволочи! Ведь почти однорукий… А… может… у него кольцо на пальце было, какой-нибудь перстень золотой трудно снимался? Ну и… оттяпали, гады, вместе со всей ладонью…»
Картина убийства рисовалась в самых страшных подробностях, я опасливо поглядывал по сторонам: мало ли что… Только в кино, что ль, или в книжках детективных такое бывает? Обкурятся травкой какие-нибудь идиоты, чего от них ждать… Иные не то что руку чужую оторвут, мать родную грохнут.
Вертел головой и Андреич…
«Маяк» уже не работал. В стоявшей неподалёку будке не только трубку, а весь телефон-автомат «с мясом» выдрали. И мы пошли через тёмный парк дальше, к магазину.
Но и у магазина добросовестно поработали с телефонами юные разбойнички. Так, потихоньку вышли мы к самому центру города, к Советской улице, потом к Аллее Героев… Я глянул на часы, было полвторого, людей нам на пути не попадалось. В окрестье в целях экономии отключили фонари, было мрачно и пусто, лишь впереди горели синеватым светом витрины магазинов.
– Слушай, – сказал Андреич, когда мы миновали кинотеатр «Новости дня», – здесь во дворе где-то пикет милицейский, давай пойдём, поищем.
Мы сделали несколько шагов, но Андреич вдруг внезапно остановился, будто наткнулся грудью на невидимую в темноте проволоку. Лицо его застыло, рот приоткрылся… Схватив меня за руку, он глядел чуть влево, поверх моей головы. Я оглянулся и тоже остолбенел: неподалёку, весь освещённый синеватым светом витрины, стоял… наш утопленник. Опять я, как загипнотизированный, глядел в его остекленевшие, навыкате, глаза и узкое жёлтое лицо, в первые секунды и не заметив, что утопленник был уже не голый…
…Нынче нет давно в тех местах ни старого моста, ни речки Царицы. Взяли её, бедную, в бетонную трубу, густо и высоко замыв округу волжским песком, полкосы Голодного острова перекачали сюда, земснарядами съели… И на месте моста теперь площадка с «Гасителем» – катером-памятником.
