еще брызгал слюной, требуя арестовать полковника, но уже городская стража переходила на сторону армии.
– Тебя повесят. – Все еще не понимал происходящего Вершак, но его самого уже мягко оттесняли в направлении тюрьмы.
К вечеру бурлил не только город, но и штаб.
Еще бы! Никогда такого не бывало.
А на полковника было больно смотреть. Но «если бы кто-то заглянул в его душу!». Все там было, не было только радости. Честно говоря, он был настолько мирным человеком, что иногда испытывал угрызение совести, что занимает чужое место. Но его откровенно любили, поскольку был он в силу своей доброты справедлив. Он, признаться, догадывался, что от его имени, хоть и редко, осуществляются смертные казни, – он знал это, поскольку под такими бумагами должна быть его подпись. Он иногда видел эти бумаги, но, откровенно, не помнил, когда их подписывал.
Сегодняшний конфликт – тоже результат его характера. Не стерпел несправедливости. Это-то – в порядке вещей. Но откуда в нем появилась эта смелость, – или безрассудность?
Вершак испокон веков назначается сверху. Его, по закону, можно заменить, но для этого требуется выборный сход. Тут-то все и заканчивается: пока сход готовится, зачинщики либо оказываются в тюрьме, либо пропадают.
Либо умирают. Банда Пса хорошо умела это делать.
Полковник медленно подошел к окну. Его увидели, – и все стали один за другим подниматься, но строиться не начинали.
Что-то будет завтра? В гипотетическом завтра, И в завтра действительном.
Возможно, уже завтра его закуют в оковы, либо повесят.
Полковник отошел от окна, постоял немного посреди комнаты, затем вышел к сотникам.
Окинув помещение, он понял, что и до его выхода разговоров серьезных не было, но подавленное состояние ощущалось во всем.
Все ждали его слов, но что он мог им сказать? Нечего было сказать, нечего. Что подставил их? Этим же оправданием все еще глубже сдвинуть можно. Сказать, что …?
Не все, однако, сотники в штабе.
– А где Трубач?
Все начали многозначительно переглядываться, – и пришлось повторять свой вопрос.
– Свою сотню на учения повел. – Наконец, ответил писарь.
Но теперь уже не переглядывание последовало, а облегченный вздох.
– Та-ак! – Протянул Полковник. – Что все-таки происходит? Где Трубач?
– На Красных Раскопах он. – Тихим голосом ответил Отан.
Полковник пождал-пождал продолжения ответа, не дождался, да и вдарил кулаком по столу писаря.
– Мне что? По очереди в кабинет вас вызывать?
– Да там он учения и проводит.
– Почему там? – Но запоздал ответ, – самому стало ясно, почему. Тому, кто из столицы поедет, Раскопы никак не объехать.
– У нас что? – общее помешательство? – Давненько не бывал таким Полковник: лицо побагровело, «дым из ноздрей
