время, возможно, надо будет возобновить страховку на дом и сделать еще кое-что по мелочи. Я должен тебе все рассказать, чтобы ты знала. – Он решил попробовать переменить тему, чтобы отвлечь ее внимание. – Слушай, ты помнишь бамбук, который мы с тобой посадили?
– Да, конечно, – она широко заулыбалась. – Ты ездил опять в Ботанический сад?
– Да. Был недавно. Он вырос совсем большим. Почти сровнялся с той рощей, к которой мы его подсадили. Я подумал, что, наверное, это очень хорошо, когда ты можешь что-то оставить после себя в этой жизни. Старики говорили про дом, дерево и ребенка. У меня получился, дом, бамбук и ребенок. Жаль только, что мало… Можно еще было бы многое сделать. Знаешь… – он перехватил удивленный взгляд дочери и понял, что опять говорит не о том, – я подумал, что надо начать путешествовать. Не набегами, как раньше во время работы и для работы, а по – настоящему, когда удивляешься новой культуре, новым людям, совсем другим местам, традициям, архитектуре, например. В жизни, оказывается, есть столько интересного, невероятно интересного, что тратить ее на сожаления, поиски виноватых, что что-то случилось не так, бесконечные попытки понять, а как было на самом деле надо, в общем весь этот постоянный пинг-понг в голове, не то, что жалко, а просто категорически нельзя. Иначе это болото – оно тебя засосет и съест безвозвратно. Я вчера, например, уже похоронил в нем двух своих друзей, один из которых вторую неделю доказывает, как виноват наш президент в его трудностях с бизнесом – причем виноват именно лично, и он настаивает на этом, а второй замучался чувством вины перед бывшей женой, которой он уже давным-давно не нужен.
Он говорил слегка нервно, возбужденно, готовый в любую минуту прослезиться, и все пытался подобрать слова, для того, чтобы передать дочери – как же прекрасна жизнь, как она удивительна, если не превращать ее в место собственных страданий, в юдоль скорби, а увидеть совершенно с иной стороны. С той, с которой он никогда раньше не умел этого делать, и потому ему так жадно хотелось этим поделиться.
– Я жалею о том, что раньше никогда не думал, сколько в мире на самом деле интересных возможностей: для радости, развития, роста, изобилия, удовольствия. Жалею, что жил размышлениями, а не действиями, что не совершал каких-то юношеских безумств.
– Папа, – дочь снова улыбнулась. – Кажется, это называется «кризис среднего возраста». И он хорош тем, что помогает пересмотреть всю свою жизнь и начать жить иначе. Так что, наверное, это очень хорошо, что ты едешь в путешествие. И все, о чем ты говоришь – вполне осуществимо. У тебя впереди для этого просто куча времени.
Он судорожно сглотнул и тоже улыбнулся ей в ответ.
– Я не буду тебя задерживать. Ты, наверное, спешишь. – Он понимал, что разговор дается ему невероятно тяжело, и вряд ли он сможет сдерживать себя дальше, чтобы не разрыдаться или не впасть в истерику. – Вот бумаги, – я подробно расписал в них что и как. Глянь на досуге, когда будет
