Ты можешь спокойно объяснить, что случилось? – они сидели в кабинете главврача уже поздно вечером и перебирали результаты обследований и анализов. – Какие у тебя вообще симптомы? Так невозможно искать, когда ищешь неизвестно что и неизвестно где.
Он молчал, не зная, а что он вообще сейчас может сказать. Что к нему по ночам приходит смерть и отсчитывает оставшиеся дни его жизни?
– Чтобы ты стал делать, – начал он, осторожно подбирая слова, – если бы знал, что тебе осталось жить всего несколько дней?
Тот снял очки, усталым жестом потер переносицу и медленно вздохнул.
– Это зависит от… от того, какой у меня диагноз. Иногда, – он говорил так же медленно, растягивая слова, словно с безнадежно больным пациентом, – иногда и врачи ошибаются в своих прогнозах, и я видел случаи исцеления с четвертой стадией рака. Но, послушай, это ведь не твоя история, не так ли? Ты неудачно сходил к гадалке или тебе приснился нехороший сон?
Он медленно встал, посмотрел на друга, сказал что-то нелепое, типа: «Передавай привет супруге, я объясню все завтра. Сейчас уже поздно. И спасибо за все» и вышел из клиники.
Усталость накатывала волнами. Он, наверное, никогда раньше так много не думал. Оказалось, что от этого тоже можно устать, и его все время клонило в сон. «Не заснуть бы за рулем!».
Он резко дал по газам. Еще четыре дня, но ведь с этого все может начаться. Он припарковал машину, и вызвал буксир и такси одновременно. «Что еще? Что же еще? Что может быть еще?» – эта фраза неотступно продолжала крутиться в его голове, пока он ждал их приезда, подписывал необходимые бумаги на буксировку, убеждая техническую службу в неисправности автомобиля, и садился в такси.
Оставалось два часа до ее очередного прихода. И чуть больше трех дней до…
3
– Ты никогда не думал, что можно прийти в ужас от того, как прошла твоя жизнь?
Он молчал. Молчал не потому, что надеялся, что тогда она все- таки расскажет ему то, что он так хотел знать. А потому, что именно эта мысль не давала ему покоя последние несколько дней. Именно от нее он сбегал в мучительные поиски вариантов собственной смерти – где, как, почему. Потому что – вот он жил и что? Что останется после него? Ничего. Он не талантливый скульптор, ни режиссер, ни поэт – ничего в этом мире не создал, никого не согрел, ничью жизнь не изменил.
Дочь давно выросла, но она выросла как-то без него, сама по себе. И он до сих пор не понимал – чья это на самом деле заслуга: ее матери, которая их оставила и никогда больше не появлялась на горизонте (и, надо сказать, слава богу), его матери, которая вложила в ее воспитание всю себя или просто провидения. Потому что все прелести подросткового возраста обошли их стороной, за оценки не приходилось судорожно бороться, мучиться с поступлением в ВУЗ. Все было хорошо и как-то само собой.
И если теперь посмотреть на его жизнь со стороны – то жил ли он? И в чем был смысл
