прямо к ее дому. Он успел раньше пристава, но едва-едва. Вдова тепло с ним поздоровалась.
– Что нужно приставу? – спросил Шенна.
– Ренту ему нужно, – ответила вдова.
– И много ли?
– Двадцать фунтов.
– Вот, – сказал он. – Микилю причитается фунт в неделю. Вот тебе двадцать фунтов из его жалованья до срока.
– Чего же ради ты отдаешь мне столько денег раньше срока?
– Ради Спасителя, – сказал Шенна.
– Да вознаградит тебя Спаситель! – воскликнула вдова.
Но Шенна ушел прежде, чем она успела сказать что-то еще.
И вот явился пристав. Шляпа на нем белая. Щеки у него. Рожа красная. Нос мясистый. Шея раскормленная. Куртка на нем серая, тонкая, овечьей шерсти. Брюхо толстое. Икры дряблые. В руке крепкая тяжелая терновая палка, и сам он сопит и отдувается.
– Плата или кров, хозяйка! – сказал он.
ГОБНАТЬ: Ой, честное слово, Пегь, никогда не видала никого, кто был бы так похож на Шона с Ярмарки!
ПЕГЬ: А Шон с Ярмарки разве не пристав, Гобнать?
ГОБНАТЬ: Господи, ну конечно.
ПЕГЬ: Ну что ж тогда?
– Плата или кров, хозяйка! – сказал он точно так же, как мог бы Шон с Ярмарки.
Вдова позвала сына:
– Вот, Микиль, пересчитай и отдай этому честному человеку.
У Микиля так глаза и вытаращились, потому что не видел он, как Шенна передал деньги его матери. Выпучил глаза и пристав, поскольку никак не ожидал, что в доме найдется хоть одна серебряная монетка в полпенни. Он забрал плату и пошел своей дорогой, злясь и маясь, потому как в то самое утро это место уже было им обещано кому-то другому за хорошую взятку.
– Вот, – сказал Шенна, вернувшись домой. – Если ему пришлось порядком потрудиться, чтоб отменить пользу от моего шиллинга, пусть теперь будет еще больше работы – отменить пользу от двадцати фунтов. Пусть это будет дело между Черным Человеком и вдовою.
Шенна вернулся домой и принялся за дело. Вскоре Микиль вошел следом за ним и тоже склонился над работой. Весь остаток дня никто ни с кем не разговаривал и ничего в мастерской не было слышно, кроме тихого посвиста мастеров, глубокого тяжелого дыхания Шенны, стука молоточков да скрипа продеваемой вощеной нити.
Когда Микиль вернулся домой в этот вечер, мать рассказала ему, что говорил Шенна, отдавая ей деньги, и как он сказал, что дает их ради Спасителя. Оба они очень удивились, поскольку до этого никогда не думали, что в Шенне есть хоть сколько-нибудь набожности.
Микиль отправился поболтать с соседями и рассказал все это другим ребятам. Вскоре весть разошлась широко по всей округе. Услышал ее Диармад Седой. Услышал пристав. Услышала Сайв.
– Отец, – сказала Сайв. – Слышал ты, что вытворил недавно Шенна?
– Не слышал и слышать не хочу.
– Вот поди ж ты, отец, мы-то все думали, что он умный-разумный.
– И
