них, не в силах понять, что вообще происходит. Время тянулось невыносимо медленно, было жутко. И почему-то холодно. Они все это почувствовали. Привычные стены на несколько мгновений потемнели, начали нависать, сжиматься, как в ужастике. Эманация, которая окутала на несколько мгновений весь отдел. Тогда еще никто не понял – дело было в обращении Лили.
Через несколько часов после проверки охотников отпустили домой.
Катенька, как и некоторые из коллег, отправилась на Соколиную Гору, где находился главный госпиталь «Ока», скрытый в лесном массиве.
К тому времени, как охотница добралась до больницы, почти весь «Юг» дежурил у закрытых для посетителей дверей. Весть о несчастье разлетелась быстро, и вскоре подтянулись охотники из других отделов. В гражданской одежде. Без значков. Они подходили к своим, пожимали руки, вставали рядом и тихо спрашивали, есть ли новости.
В воздухе висело странное напряжение. За день пятачок перед больницей стал практически народным форумом, единственным местом, где охотники могли спокойно поговорить.
Все знали, что скоро в головном отделе объявят общий сбор для руководителей, а те в свою очередь перескажут подчиненным официальную версию. Но никто не хотел ждать. Тем более «официальных версий».
Всем хотелось узнать о происшествии из первых рук. Хоть какие-то крупицы правды от тех, кто был в академическом или рядом.
В «Оке» никогда не было много врачей, так что тех, кого привозили с легкими травмами, почти сразу отправляли домой.
Катя присела на тенистую лавочку у забора, подальше от толпы, но даже сюда долетали пересуды охотников.
Еще недавно Катенька вместе с коллегами и друзьями думала, как спасти Лилю от сумасшедшего спеца, и переживала за судьбу ее напарника. Сегодня – совсем одна у больницы. Белая как лист бумаги, едва справляющаяся с желанием закурить.
Странное ощущение, будто весь мир начал жить… иначе. Замедлился, потускнел.
Что-то незаметное, но очень важное навсегда исчезло.
Катя даже не удивилась этой странной мысли. Она показалась не поэтической аллюзией, выведенной на листе бумаги трепетным творцом, а чем-то до тошноты прозаичным и реальным.
И опять голоса коллег, так вероломно перемывающих кости ее друзьям:
– Арзоян? Да не… что? Да ее не могло быть! Это же такая темненькая, миленькая из аналитического? Что ей делать у академа?
– Идиот! Какой академ?! Они и у нас были. Я говорю. Ты спишь, что ли? Я видел мешки… господи, ее кусками выносили…
– Слышали, Чонаев пропал накануне. Говорят, что и его…
– Подожди, так Цветкову и Сереброва…
– Сева вытаскивал. У нее вся одежда в крови, руки разодраны…
С каждым часом воздух раскалялся сильнее, но Катеньке было холодно.
Кутаясь в черную кожаную куртку, она, не отрываясь, смотрела на дверь, не зная, чего или кого ждать. Но ей некуда было
