старый утюг, с другого свисала цепь с ведром.
«За прошедшие с получения письма годы многое могло измениться, хозяйка сменила место жительства… – Кира Петровна одолела пару ступенек, собралась постучать в дверь, но вместо этого без сил опустилась на невысокое крылечко. – Видимо, шла напрасно…»
– Отчего на солнцепеке маетесь? Заходите – дверь открыта, запираться не от кого.
Кира Петровна обернулась на голос и увидела женщину в косынке с выгоревшими узорами, с лопатой в руке.
– Мне… мне нужна Фролова, – несмело произнесла Кира Петровна и услышала в ответ:
– Я Фролова. Так заходите, на пороге какой уж разговор.
– Мне узнать…
– Знаю, зачем пришли, – перебила хозяйка дома при дороге. – Давненько ожидала, почитай с сорок пятого года, как пригласила. Понимала, что всякие дела удерживают, да и не близко до нас. Сразу узнала по карточке, только там вы куда моложе.
Дверь на самом деле была не на запоре, и, переступив порог, Кира Петровна окунулась в прохладу. Когда глаза привыкли к полумраку, хозяйка протянула поблекшую фотографию девушки в открытом сарафане, в панамке, с челкой на лбу.
– Коля карточку хранил, а я продолжила, – сказала хозяйка.
Следом за фото перед Кирой Петровной лег воинский билет, где Николай был запечатлен на маленькой фотографии, залепленной фиолетовой печатью.
– Все собирался вам отписать, что не в плену и ранен, только не успел, да и руки не слушались, под немцами жили почти год, через фронт письмо не отослать…
Кира Петровна не отрываясь смотрела на мужа – волосы у старшего лейтенанта были непривычно темными, выглядел старше своих двадцати лет…
…Он не вошел в дом путевого обходчика, а ввалился, тут же осев на пол. Клава с матерью бросились к раненому, который был без памяти, гимнастерка на груди намокла, на лбу спеклась кровь. С трудом подняли, уложили на кровать, разжали зубы, влили в рот из ковша воду.
Придя в себя, незнакомец спросил:
– Немцы далеко?
– В Осинках стоят, от нас почитай пять верст! – успокоила мать, Клава добавила:
– Лишь разок заглядывали, когда рельсы проверяли, бог миловал.
Стоило раздеть раненого, как он вновь потерял сознание.
Женщины расторопно разорвали на полосы простыню, достали все имеющиеся медикаменты – пузырек йода, жаропонижающие таблетки, порошки от головной боли и желудка.
Гимнастерку с петлицами и кубиками решили сжечь в печи, так же поступить с галифе: немцы могли посетить дом, увидеть военную форму и понять, что в жару лежит не железнодорожник. А воинский билет и карточку улыбчивой девушки спрятали за иконами божницы…
…– Еще у Николая был револьвер, но я его партизанам отдала, они заходили не часто, чтобы немцев не навести. А документ и карточку сохранила.
Кира Петровна благодарно
