style="font-size:15px;"> – Эх, да, что тут говорить? – Схватился за волосы парень. – Веришь, с того времени спать не могу?
– Бывает. – Вздохнул Тысячеликий. – Если он появится, скажи мне, – и я обещаю, больше его здесь не увидите.
– Думаешь, появится? Ладно, скажу. Где тебя искать-то?
– Вон, в той домушке. – И Тысячеликий показал на строение возле горы.
– Ну, Валят, и молодец ты. – Чмокнула его в щеку Илиль. – Это надо же такой спектакль сыграть.
«Эх. Знала бы ты, любовь моя, сколько правды в том спектакле было. Все бы сделал, чтоб ты моей была. Все бы сделал, да, не могу поперек твоей любви вставать». А щека все-равно пылала от ее поцелуя.
***
– Отец, я должна уйти.
Как ни ожидал Друд эти слова, все равно, они застали его врасплох.
А она торопит:
– Чего молчишь, отец. Если считаешь, что я должна остаться, я останусь. Только не молчи.
– Счастью твоему я перечить не могу, хотя и не уверен, что будешь счастлива там, на планете.
– Не могу я его одного отпустить, а и оставаться ему здесь нельзя.
– Сейчас сердце твое говорит, а не разум. Может, именно здесь Строгор и в безопасности.
– Он сам уйти хочет, говорит, не может на Заставу беду накликать. – А глаза Илиль на мокром месте были. – Не хочет меня он с собой брать.
– Может, его и надо послушаться? Он же о тебе заботится. Я тоже думаю, что лучше тебе здесь переждать.
– Дитя у нас будет.
– Не рано ли дитя-то почувствовала? – Растерялся отец.
– Почувствовала.
***
Тысячеликий всегда спит чутко, – тем более, сейчас, когда чувствуешь, что Строгор где-то рядом.
Парень, похоже, говорил правду, а, вот, девица? Слишком яростно она встретила его на подходе в селение. Жаль, не спросил у парня, кто она такая?
Впрочем, и досада за себя не проходила: слишком часто в последнее время стал делать необдуманные шаги. Нет бы, выждать, понаблюдать со стороны, так, нет, сунулся в селение, где все друг друга знают. Застава – одним словом. Враг не пройдет, а он, как ни верти, враг, и, если есть здесь хоть один ясновидец …. Разговаривать тут долго вряд ли будут, – достанут из самострелов, – и поминай, как звали.
Жилище, в коем он поселился, всего скорее, когда-то служило наблюдательным пунктом. И весьма удобным, – можно наблюдать вкруговую, не обнаруживая себя, можно в яму спрятаться, если окружили.
В яму-то чуть, было, и не пришлось нырнуть. Как и удержался? Еще бы: глянул в окошко, – а возле избушки обосновались… татлаты. Немного: голов полста, наверное. Ладно, что в избушку сразу не заглянули, но это уже от их привычки, – бояться, что любое помещение может оказаться ловушкой.
Тысячеликий вознамерился уже выйти, но увидел, что татлаты начали быстро растекаться по окрестности – прятаться.
Вот, тебе и – Нате! По тропинке, весело переговариваясь,
