коридора делают ремонт… – Анна Евгеньевна прикусила нижнюю губу, лицо её стало ещё напряжённее. – Так нелепо вышло…
Мной мгновенно стала овладевать жалость к этой женщине. Я молчал, не в состоянии вымолвить ни слова. Что можно сказать в такой ситуации, даже будучи психологом? Слепая… Торопившаяся на собрание, о котором дочь даже не оповестила… И вот теперь – с переломом ноги. А я сижу напротив неё и пытаюсь впаривать ей о каких-то тестах.
Всё моё существо категорически запротивилось воспроизводить информацию с листов, которые я держал в руках: очерчивать образ взбалмошной Илоны, рассказывать о её вызывающем поведении, слабой успеваемости. На это уже не было никаких сил.
– Вы принесли чай? – спросил я, взглянув на поднос.
– Ах, да… – спохватилась Анна Евгеньевна. – Но только это не чай, а какао. Надеюсь, вы не против? Вы не торопитесь?
– Да куда торопиться… Выходной день.
Я передал ей чашку, а вторую пристроил в своих ладонях.
– В школе, наверное, за всю неделю ой как устаёте, и выходные хочется провести для себя. А тут вам приходится носиться по домам учеников.
– Ну… – Я почесал затылок, подыскивая более правдивую ложь. – Такова работа школьного психолога. Ничего не поделаешь.
Она кивнула. Затем произнесла:
– Вы пейте, пожалуйста. Если захотите, можете сходить и налить себе ещё. Но за тараканов, которые могут оказаться на кухне, я опять же не ручаюсь…
Я засмеялся.
Выглядела Анна Евгеньевна крайне изведённой жизнью, но чувство юмора в ней ещё пробивалось. Всё больше это сводило меня с мыслью, что единственное, что может спасти человека у самой грани отчаяния, – это чувство юмора. Способность посмотреть со смехом на сложившуюся ситуацию, даже когда всё кажется критически трагичным и безвыходным.
– А теперь ответьте честно, – сказала Анна Евгеньевна. – Вы же не психолог, верно?
Я поперхнулся. Какао чуть не вылезло обратно, а лёгкая улыбка тут же испарилась с моего лица.
– Э-э… не совсем… Ещё только учусь. Прохожу практику в школе Илоны…
– Я так и поняла. Это ведь были вы тогда, в коридоре?
Я промолчал, опустив глаза.
– Давайте договоримся сразу, – произнесла Анна Евгеньевна. – Когда вы входите в эту квартиру, всю свою ложь вы оставляете за порогом. Здесь – только честность. Я не могу видеть вашего лица, вашей внешности, ваших действий. И, получается, я полностью доверяюсь вам. Поэтому требую того же и от вас. Только честности. Если вы что-то говорите здесь – говорите это как есть. Никаких увиливаний, притворства и лжи. Если не хотите что-то говорить – тогда можно просто молчать. Это не возбраняется. Договорились?
– Хорошо… – произнёс я, чувствуя, что краснею.
И правда, как-то нехорошо ступать с ложью на устах на порог чужого дома – дома, который дружелюбно принимает тебя и угощает горячим какао.
– Простите
