даже про мой длительный период созревания. Очень необычно рассказывать кому-то другому такие вещи. Буквально щиплет что-то внутри: «Ты что творишь?! А ну прекращай раскрываться! Сейчас же остановись! Иначе будет больно! Люди ведь такие существа: воспользуются твоей открытостью и потом ударят в самое больное место! Закройся! Закройся сейчас же!»
– На следующий день, узнав, что Вы приходили на собрание и что с Вами там… случилась неприятность, Илона тут же сбежала с уроков. И до сих пор не появлялась.
– Стыдится… – На лице Анны Евгеньевны появилась болезненная ухмылка. – Она начала меня стыдиться с того самого момента, как я потеряла зрение. И где же она сейчас?..
– Я не знаю. Наверное, у подруги, как Вы и говорили. У Вас нет её номера? Потому что телефон Илоны недоступен.
– Нет. Илона не стала бы мне давать номер подруги. Да и у подруги ли она… ещё далеко не факт. Ей в голову может прийти всё что угодно.
Вдруг раздался истошный крик. Да настолько душераздирающий, что я невольно содрогнулся. Анна Евгеньевна, как и я, сразу же повернула голову на этот звук, доносившийся откуда-то из-за стены.
То был детский крик.
Который, через мгновение, сменился рыданием. На его фоне появился взрослый мужской голос. Что именно говорил этот голос, разобрать было невозможно. Но потом последовал новый звук. И, пожалуй, страшнее, чем крик и рыдание. Звук удара. А после – опять крик с рыданиями. Затем снова удар. И опять истошный вопль.
По интонации мужского голоса было понятно: грозно отчитывает. И каждая фраза завершалась громким ударом: то ли по лицу, то ли по другой части тела. Треск от удара был отчётливый и, без сомнений, жестокий. Будто били хлыстом.
– Постоянно это происходит… – очень тихо вымолвила Анна Евгеньевна. – Зверски наказывают ребёнка.
Последовал ещё удар. Вопль ребёнка беспрепятственно проникал в нашу маленькую комнату. Замерев, я вслушивался в эти ужасные звуки – не дыша, не в силах пошевелиться. Невероятно странные чувства заёрзали внутри меня. Крохотная квартира. В ней живёт слепая женщина со сломанной ногой. Дочь, прозябая в подростковой путанице, совсем не помогает ей. Соседи за стеной чуть ли не до смерти избивают ребёнка… Да ведь эта квартира – самая настоящая ОБИТЕЛЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ СТРАДАНИЙ!
– А разве нельзя что-нибудь сделать? – спросил я неожиданно севшим голосом.
– Я уже пыталась… Ходила к ним, говорила, что не нужно так издеваться над ребёнком. Но они и слушать не стали. Сказали, что сами разберутся со своими семейными делами. Однажды я всё-таки осмелилась вызвать полицию. Однако, когда она прибыла, ребёнок ничего не сказал в сторону родителей – настолько они его запугали. На этом всё и закончилось.
Я напряжённо продолжал слушать звуки детского отчаяния, доносившегося из-за стены.
– Вам плохо? – вдруг спросила Анна Евгеньевна.
– Да… немного. Можно мне… в ванную комнату?
– Конечно, – обеспокоенно закивала она. – Идите!
Я
