ет резиновые перчатки. Марианна запрыгивает на столешницу и берет в руки открытую банку шоколадного крема, из которой торчит ложка.
Слышала от Марианны – вам результаты пробного экзамена выдали, говорит Лоррейн.
Да, по английскому, говорит Коннелл. Их отдельно выдают. Ну что, поехали?
Лоррейн аккуратно складывает перчатки и убирает их под раковину. Потом вынимает шпильки из волос. Коннеллу кажется, что это можно бы и в машине сделать.
Я так поняла, ты отлично справился, говорит Лоррейн.
Лучше всех в классе, говорит Марианна.
Ну да, соглашается Коннелл. Марианна тоже неплохо сдала. Поехали?
Лоррейн неторопливо развязывает фартук.
Вот уж не думала, что мы спешим, говорит она.
Коннелл засовывает руки в карманы и давит раздраженный вздох, но делает это на достаточно громком вдохе, так что вздох вздохом и остается.
Мне нужно сбегать наверх, достать белье из сушилки, говорит Лоррейн. И потом можно ехать. Ладно?
Он ничего не отвечает, только наклоняет голову; Лоррейн выходит из комнаты.
Хочешь попробовать? – говорит Марианна.
Она протягивает ему банку с шоколадным кремом. Коннелл поглубже засовывает руки в карманы, как будто пытается запихнуть туда все свое тело.
Не, спасибо.
А по французскому результат уже получил?
Еще вчера.
Он прислоняется к холодильнику и смотрит, как она облизывает ложку. В школе они с Марианной делают вид, что не знакомы. Все знают, что Марианна живет в большом белом особняке с подъездной дорожкой, а мама Коннелла – уборщица, вот только никто не догадывается, как эти два факта связаны.
У меня «отлично», говорит он. А что у тебя по немецкому?
«Отлично», говорит она. Ты что, хвастаешься?
Ты ведь наберешь шестьсот баллов, да?
Она пожимает плечами. Вот ты наверняка наберешь, говорит.
Ну, ты поумнее меня будешь.
Не переживай. Я вообще умнее всех.
Марианна усмехается. Одноклассников она открыто презирает. Друзей у нее нет, в обеденный перерыв она в одиночестве читает романы. Многие ее терпеть не могут. Отец ее умер, когда ей было тринадцать, Коннелл слышал, что у нее с тех пор не все в порядке с головой. То, что в школе она самая умная, – это правда. Оставаться с ней наедине для Коннелла – мука, тем не менее иногда он ловит себя на том, что придумывает фразы, которые могли бы ее впечатлить.
По английскому ты не первая в классе, отмечает он.
Она беззаботно облизывает зубы.
А ты бы со мной позанимался, Коннелл, говорит.
У него начинают гореть уши. Может, это просто треп, а не намек, но если это намек, то ему эта история очков не прибавит, поскольку Марианну все недолюбливают. Она носит уродские туфли на толстой подошве и не пользуется косметикой. Поговаривают, что она даже ноги не бреет, да и все остальное. Коннелл слышал, что однажды она закапала блузку шоколадным мороженым в школьной столовой, а потом пошла в туалет, сняла и застирала в раковине. Расхожая байка, ее все знают. Если бы она захотела, могла бы сильно подставить Коннелла, просто поздоровавшись с ним в школе при всех: мол, днем увидимся, – так, чтобы все слышали. Чем, разумеется, поставит его в дурацкое положение, в котором сама оказывается нередко и чувствует себя вполне комфортно. Впрочем, до сих пор она так не делала.
О чем ты сегодня говорил с мисс Нири? – говорит Марианна.
Так. Ни о чем. Не знаю. Об экзаменах.
Марианна крутит ложку в банке.
Она что, запала на тебя? – говорит она.
Коннелл следит за движениями ложки. Уши по-прежнему горят.
А чего ты спрашиваешь? – говорит он.
Боже, ты же не встречаешься с ней?
Конечно, нет. И если это шутка, то не смешная.
Прости, говорит Марианна.
Взгляд у нее сосредоточенный, будто она смотрит ему не в глаза, а сквозь них на заднюю стенку черепа.
Ты прав, не смешная. Прости меня.
Он кивает, обводит глазами комнату, ковыряет носком ботинка в щели между плитками.
Иногда она действительно ведет себя со мной как-то странно, говорит он. Но с другими я не стал бы это обсуждать.
А мне кажется, она даже на уроках с тобой заигрывает.
Ты правда так думаешь?
Марианна
