что имеем – хладный труп.
Зачем вернулся? Тут всё просто, всё по схеме: после содеянного не спалось. А поутру под видом отправления нужды пришёл опять из любопытства. Так как общеизвестно – преступников на место преступления тянет, словно магнитом, всегда. И по какой тропинке двинет следствие – тоже наверняка меня весьма интересовало…
Вот так! Придумал это всё не я, так было «с моих слов» записано в протоколе, что любезно предложил мне подписать следователь уголовного розыска Рудольф Петрович Иванов, в очередной раз призвав пока ещё не поздно, признаться в обмен на весьма призрачную скидку по сроку.
Наивный! Да любому мало-мальски подкованному нарушителю закона известно, что скидки по сроку – компетенция суда. Чистосердечное признание может облегчить лишь душу и совесть, а срок удлинить. Так что вы, Рудольф Петрович, как-то уж сами… Тем более, что к смерти Райхерта я ни с какого боку! И ещё неизвестно, от чего он умер: может, сам… а мне по этапу? А все отпечатки пальцев, если таковые найдутся, оставлены мной в процессе предыдущих посещений.
– Очень, очень может быть, – подозрительно легко согласился следователь. И, не заморачиваясь с подпиской о не выезде, пообещал по дружбе, что как только с осмотром закончат, захватить меня с собой. Исключительно ради моей безопасности. Так как если Райхерта всё же не я… то с целью устранения возможного свидетеля (конкретно – меня) преступник обязательно вернётся, чтобы довершить… И тогда уж – кто кого… кому как повезёт, полиция за результаты подобных встреч не отвечает.
Не важно, под каким соусом, но, судя по направленности задаваемых вопросов, меня собирались «закрыть». А я бы не хотел, хотелось на свободе!.. Да и в глаза убивцу, если таковой посмеет и вернётся, очень бы хотелось посмотреть.
Всё это, пусть несколько сумбурно, я высказал вслух. Но, не смотря на железно обоснованные доводы, отпускать меня на волю в ближайшее время органы в лице Рудольфа Петровича Иванова не предполагали. Не помогло даже робкое заступничество со стороны Элеоноры Митрофановны. Которая, после некоторого замешательства, вызванного бесцеремонностью вопроса о нашем не состоявшемся с ней интиме, знакомство со мной всё же признала. Что я Сергей – признала точно. В том, что «Васильевич», да ещё и «Кондратьев» уверена до конца уже не была. Чем и вызвала падение доверия ко мне со стороны полиции настолько. Что когда я через час попросился, извините, «до ветру», почуяв в моей просьбе что-то неладное, присутствующие не сговариваясь, принялись лапать рукоятки табельных пистолетов.
И не мудрено, для следствия я был подарок: не думать, не искать. Припрыгал сам. А как же: крался? Крался. А зачем? Добить! Умыкнуть недоукраденное. Освежить ощущения, ещё раз получить адреналин. Поразмыслив, сделав вывод, что никогда, уж лучше поздно… – влажной тряпкой протереть ручку входной двери, которую, покидая место преступления,
