ребенка. Получай то, что заслужила, а о твоих детях позаботится Родина-мать.
– Спасибо, что обратили мое внимание на это важное обстоятельство, – сухо произнесла Ирина. – У вас есть еще ко мне вопросы?
– Завтра я приду в суд и буду внимательно наблюдать за процессом, и вы уж не обессудьте, но если приговор меня не устроит, то я подам сигнал в соответствующие инстанции.
– Господи, у нас что, открыли чемпионат кляузников, а я не знаю?
– Что, простите?
– Ничего. Интересы ребенка будут приняты во внимание.
Иван Кузьмич забрал Костика из школы и, когда Ордынцев пришел домой, был уже изрядно на взводе, хотя перед ребенком старался виду не подавать. Ордынцеву стало неловко: он так расстроился, что пытка растягивается до завтра, что забыл позвонить тестю и сообщить, что сегодня его еще в тюрьму не заберут.
С одной стороны, ему было бы удобнее, если бы Иван Кузьмич ходил в суд, потому что, бог его знает, дают ли свежеосужденным звонить родственникам и прощаться, но с другой – приятно, что тесть сегодня не попал под поток помоев, который на него вылили. Нет, определенно присутствие родного человека только сковывало бы его и лишало остатков хладнокровия, и очень хорошо, что тесть сам туда не рвется.
За два дня до трагедии Ордынцев положил Ивана Кузьмича в свое отделение с артрозом тазобедренного сустава – в ту самую палату, куда позже попал безумный убийца, и дед так и не мог себе простить, что не заметил его состояния и не предотвратил смерть медсестры.
До больницы он целую неделю мучился от болей, поэтому, когда лечение стало помогать, спал сутки напролет и проспал белую горячку соседа.
Ордынцев охрип, убеждая его, что для постановки такого диагноза надо быть специалистом, только Иван Кузьмич все равно считал, что есть большая доля его вины в смерти человека и в том, что зять загремит на зону. Оказавшись в суде, он мог бы не выдержать, начал бы защищать Владимира, каяться, чем, естественно, сделал бы только хуже.
Понимая, что в, возможно, последний вечер на свободе отец хочет побыть с сыном, Иван Кузьмич ушел домой, даже не пообедав.
Ордынцев чувствовал, что надо сказать что-то торжественное и важное, дать родительские наставления, но в голову ничего не шло, и они с Костей просто запустили железную дорогу и лежали на ковре, наблюдая за поездами, и было так хорошо, что завтра не имело значения.
Когда Костя лег якобы спать, а на самом деле, Ордынцев знал это точно, читать с фонариком под одеялом, он на кухне заварил себе чайку и сидел в темноте, слушая, как капает в раковину вода из прохудившегося крана, и думал, сколько дел откладывал на потом, а теперь никогда не успеет сделать.
Капли падали не совсем ритмично, и Ордынцев внимательно слушал, пытаясь понять, есть ли тут какая-нибудь мелодия, или все случайно.
Сильный мужчина на его месте сейчас должен бы выпить. Замахнуть стакан водки
