протезы крепились к ногам. Ревна позволила Лайфе туго затянуть ремешки на протезах, продев их в три пряжки на лодыжках и коленях. Все остальное сделал живой металл, заключив ее в свои крепкие объятия. Ноги после вчерашнего все еще болели, а протезы подрагивали от страха. Она потерла живой металл в районе застежек, стараясь мысленно его успокоить. Но все ее мысли занимал скаровец, а скаровцы никогда не приносили покоя.
Глядя на нее, мама недовольно поджала губы.
– Налет застиг тебя за пределами бункера. И если ты возьмешь выходной, ничего позорного в этом не будет.
– Если я не пойду, то двойную смену за меня отработает кто-нибудь другой.
Во славу Союза. Хуже того, у скаровцев появится еще один повод ее арестовать. Но и это не самое плохое. На заводе никто не осудит ее за то, что она осталась дома. «Бедняжка так быстро устает», – судачили у нее за спиной.
Мама вздохнула, втянув носом воздух. Затем закутала Лайфу в куртку, слишком большую для нее, и отвела к соседям. К тому времени, как она вернулась, Ревна уже успела встать и налить себе чашку чая. Ее спецовка задубела от пыли и при каждом движении похрустывала. От Ревны воняло дымом и гарью. Но пожарищем пропах весь город, так что ничего страшного.
– Я отвезу тебя перед работой, – сказала мама, – где твое кресло?
– Под каким-нибудь домом. Я вполне могу добраться и сама.
– Чтобы миссис Строгие Правила уволила тебя за то, что ты прибыла не в коляске?
Мама закатила глаза и вывезла из кладовки запасное кресло. В нем Ревна могла с грохотом двигаться только по ровной дороге, но его сделал папа, и она очень его любила.
Пока ее не сбила та телега, Ревна терпеть не могла сидеть на одном месте. Вечно где-то носилась, и угнаться за ней не удавалось даже папе. А потом случилась беда. Ей тогда было девять, и она, наслаждаясь полной свободой, ветром летела над землей. А пришла в себя уже в заводской больнице Таммина. Ноги ниже икр были объяты огнем.
Правую ей ампутировали чуть выше лодыжки, левую пониже колена. Поначалу ее ежедневно изводили фантомные боли, простреливая там, где у нее когда-то были лодыжки и ступни, словно они, уснув, требовали хорошей встряски. Когда она увидела топорные, похожие на ходули деревянные протезы, сделанные папой, ее затошнило. Но она научилась на них ходить, а когда они стали малы, папа сделал новые. С каждой новой версией они, по ее ощущениям, становились все лучше и лучше. Наконец он принес с завода достаточно обрезков, чтобы сделать ей ноги из живого металла. Когда она выросла окончательно, он их хорошенько подогнал, и теперь о ней, по-своему, уже заботился металл. Она могла ходить не хуже других, но у них в доме все равно хранились кресла-коляски, на тот случай, если она устанет. А теперь они нужны были и для ее работы.
Она застегнула куртку и сняла с вешалки у двери чистый шарф. Мама заправила его под куртку, наклонилась и поцеловала дочь в лоб.
– Я рада, что ты здесь, – сказала она.
– Я тоже, – ответила Ревна.
Вновь раздался стук в дверь.
– Кто
