букву, Маринка сказала, что Семенову повышения не видеть, как своих ушей, потому что она, Марина, сейчас пойдет к Палычу вместе с плакатом и намекнет про жену и ее возможную реакцию.
Семенов, который, как и все в офисе, прислушивался к тому, что происходило у переводчиков, тут же влетел в отдел слегка бледный и до жути злой, и прямо от порога завопил, что он к этому плакату не имеет никакого отношения и нечестно делать его «козлом отпущения». В общем, Маринка ему поверила и сейчас носом роет, чтобы узнать, кто этот плакат напечатал. А Палыч мне признался, что плакат напечатал он сам для смеха, не подумав о том, какова будет реакция Розочки, то есть жены, если она этот плакат увидит или даже просто о нем узнает.
Сашка рассказывал, и в то же время поедал воздушный омлет из шести яиц со сладким перцем, и заедал его поджаренным хлебом, запеченным с помидорами и сыром. Ему явно понравилось, и меня это почему-то радовало. После того как Сашка все доел и запил еду аж двумя кружками горячего, крепкого и сладкого чая, он размяк, откинулся на спинку стула и сказал:
– Кофе – это все-таки не то. Вот поел, чаю напился и в желудке благодать. Корми меня вкусно, Малинка-Мальвинка, и мое сердце всегда будет принадлежать только тебе.
– А причем здесь сердце? Здесь дело в желудке – а зачем мне твой желудок?
– Значит, тебе мое сердце нужно? – неожиданно серьезно спросил Сашка и посмотрел на меня исподлобья.
Смотрел он как бы с любопытством, но без особого интереса. Мне это сразу напомнило нашу биологичку в школе. Она так смотрела на очередную лягушку, которую собиралась препарировать. За двадцать лет работы в школе она их столько напрепарировала, что никаких ощущений уже не испытывала, кроме небольшого любопытства, а вдруг эта лягушка не такая, как другие. Как только я вспомнила про биологичку с лягушками, так тут же разозлилась на Никитина. Маринка говорила, что у него баб полно. Он их тоже, наверное, как лягушек изучал. Вскроет, рефлексы проверит, посмотрит, как лапки дергаются, и выбрасывает за ненадобностью. Так что я на его вопрос про сердце ответила так:
– Саш, ну что ты, честное слово, ерунду несешь, за фигом мне твое сердце. Ну сделала я глупость, спросила тебя из женского любопытства, любишь ли ты меня, и ты честно ответил, что нет, не любишь, правда потом понес про какие-то руки и ноги, ну я и успокоилась. Я ведь тебя не люблю и влюбляться в тебя не планирую, но мне просто не хотелось делать тебе больно своим равнодушием к твоим чувствам, если бы ты меня любил. И вообще я…
– Значит, не любишь и любить не планируешь… это очень хорошо, – перебил меня Сашка.
И опять этот взгляд исподлобья, тяжелый, неприятный и даже как бы угрожающий. Поднялся со стула и тягуче проговорил:
– Спасибо, Малинка, накормила, напоила, душу успокоила. Пойду я, завтра в офисе увидимся. Если что, телефон мой знаешь, так что звони.
– Подожди, ты же мне про Игоря не рассказал, как он там?
– Соня
