население города было отделено от остальных граждан почти сразу после прихода немцев, но Стефания по-прежнему жила в пригородном доме, который когда-то делили с ней Кристина и ее брат – по адресу улица Розбрат, 15.
Уверенная в том, что ее защитят аристократическое имя и католическое крещение, а также свободно говорившая по-немецки, Стефания игнорировала нацистские указы о регистрации евреев. Жизни в гетто она предпочла риск разоблачения, ареста и расстрела. От матери Кристинаузнала, что ее брат Анджей и несколько кузенов сражались с захватчиками и присоединились к одной из групп подпольного Сопротивления из числа тех, которые позднее вольются в Армию Крайову. В ответ Кристина рассказала матери о путешествии через горы, о телах, замерзших в снегу, но ни словом не упомянула о причинах своего возвращения в Польшу. Она оставалась у Стефании два дня, они разговаривали, плакали, смеялись, спорили – Кристина умоляла мать покинуть столицу. На третье утро Стефания настояла на том, чтобы они вместе вышли на улицу и помолились в церкви св. Александра на площади Трех Крестов. Опасаясь, что ее дальнейшее присутствие подвергает мать лишней опасности, Кристина ушла в город.
«Варшава – источник всех наших несчастий, – писал Ганс Франк, суровый генерал-губернатор оккупированных немцами польских территорий. – Она – фокус всех беспорядков, место, из которого распространяется по всей стране недовольство» [10]. Франк, бывший юридический советник Гитлера, был назначен на пост гауляйтера Польши в октябре 1939 года. К началу 1940-го он развернул кампанию жестокого террора против растущего польского сопротивления и населения в целом. По словам Гиммлера, поляков следовало учить «считать до пятисот, писать свое имя и знать, что богоустановленный порядок означает покорность немцам» [11]. Все население жило в постоянном страхе ареста, пытки, высылки или уничтожения. Пристрелить могли по любому поводу – не только за спрятанное оружие, нарушение комендантского часа или торговлю на черном рынке, но и за антинацистские высказывания или за то, что не уступил дорогу солдату вермахта на улице. Вскоре после начала оккупации была введена политика «коллективной ответственности», когда за любое нападение на германского солдата казнили случайных польских граждан. Стандартное соответствие: сто поляков за одного убитого немца, но иногда число казненных было и вчетверо больше этого уровня, а списки с именами убитых вывешивались на улицах [12]. Признаваясь в разговоре с коллегой, что его «миссия» состоит в том, чтобы «покончить с поляками любой ценой», Франк хвастался, что не в состоянии предать гласности имена всех расстрелянных поляков, потому что «лесов Польши не хватит на производство бумаги для этого» [13]. Но польское сопротивление ответило на жестокость нацистов усилением своей деятельности, и вскоре Польша стала статистически самой опасной из оккупированных территорий, и военнослужащие Третьего рейха особенно боялись направления в Варшаву [14].
В
