Их насильно загнали в ряды тех, кто делает самую тяжелую работу. Когда мы выберемся отсюда, я снова напишу прошение о переводе куда угодно, только бы подальше от легиона.
– Это глупость, дружище! Из легиона существует только два пути: пластиковый мешок для трупов или вечная слава в веках! Если бы войны были менее ужасны, мы бы ими увлеклись, а так это просто последний довод. Эти гозорцы сами вынудили нас так поступить!
– Так же, как до них криганы, ведранцы, першеиды и аргонианцы на Кассини? Все это вранье, и нет в войнах ни славы, ни чести. Сражаясь с чудовищами, мы и не заметили, как сами ими стали.
– А как же остальные? Что делать нам? – крикнул мне вслед Чак. – Ты для себя все решил… а мы? Думаешь, тебе одному трудно? Ты же сам рвался в этот проклятый крестовый поход!
Я раздраженно дернул щекой. На это у меня не нашлось, что сказать.
С такими мрачными мыслями я и нарвался бы на неприятности, если бы гозорцы неожиданно успешно не прорвали хрупкий фронт и не двинули против нас свои железные армады – армии последнего резерва. Нами срочно закрыли бреши в обороне. Вбив нам в головы приказ держаться и не отступать, офицеры оставили нас один на один с неприятелем.
– Танки! Товсь! – рявкнул по рации Торнвальд. – Сначала зажигалки, потом осколочные.
Подсоединив к своему костюму электронный шлейф управления ПТУРСом, я взял на прицел командный танк. Он был низким, покатым, с восьмиугольной башней и длинным пятнистым стволом. Я хорошо видел его в оптический прицел ракетной установки. Изрыгая огонь из пушки, он изредка останавливался и, неуверенно шаря стволом перед собой, нехотя полз дальше. До цели оставалось менее пяти километров. Ближе подпускать было опасно.
– Хорошая цель, одобряю! – вмешался в мои размышления насмешливый голос Торнвальда, который любил подключаться к нашим камерам в шлемах. – Смотри не промажь, сержант.
Задыхаясь в душном шлеме, я одновременно с остальными нажал на спуск ПТУРСа. Серые струи выхлопов взлетели вверх и стремительно упали на машины противника. Командный танк, не реагируя на попадания, полз вперед, обрабатывая наши позиции из скорострельной пушки.
Артиллерия, подпустив танки ближе, расколошматила их так, что любо-дорого было смотреть на подлетающие вверх оторванные башни и гусеницы. Одни горелые груды железа громоздились теперь на поле. Для кого-то – праздник жизни, а для кого-то – горечь смерти…
– Какой бесславный конец. Техники у них полно, но вот такое чувство у меня, сержант, что пользоваться ею они совсем не умеют! – рассмеялся Лин. – Так бездарно погибнуть…
– Игра еще не окончена. Мы отбили всего одну атаку. Они отступят, а потом начнут сначала.
Мы отбивались почти неделю, и ничто не могло нас сломить. Днем и ночью врага бомбили, и наконец остатки дивизий гозорцев в панике отступили на исходные рубежи, по дороге бросая все, что их связывало, – запчасти, боеприпасы, подбитую
