закрыла горизонт, и над головой на ее фоне взахлеб начали стрелять уродливые силуэты атомных пушек. Каждый раз, вздрагивая от выстрела и грохота о каменистую землю раскаленной гильзы, я слышал жуткий вопль и нечеловеческие завывания. Мимо меня проехал танк, на башне которого сидел Андрей. Он был чудовищно обожжен и, тыча себя в грудь кулаками, орал: «Не слушай их! Эти жабы украли мою кожу! Убей их всех! Верни мне мою… убей их… убей… Грин! Ингвар! Время прибытия не определено, но однозначно часа четыре… Ты меня слышишь? Проснись!»
Толчок в плечо избавил меня от вязкого бреда. Разлепив глаза, я увидел склонившегося надо мной Роба с чашкой кофе и стопкой тактических карт. Хмыкнув, он поднес чашку к моему лицу:
– Не время спать и видеть эротические сны. В госпитале не выспался, что ли?
Зевнув, он отхлебнул из чашки, усевшись на койку рядом со мной. Затем достал из нагрудного кармана сигару и, закурив, прочитал электронные сводки.
– Возвращаемся туда, откуда начинали, – подытожил он. – Не слабо стреляют эти крестьяне. Ничего, мы еще повоюем, они надорвутся тягаться с нами. Куда тебя определили?
– Мое подразделение идет в чертовы леса севера. Они практически не пострадали от пожаров и бомбардировок. В дельте реки Киры полно уцелевших поселений. А вы?
– Наша задача – найти пленных колонистов и освободить. Как видишь, все просто.
– Да уж, просто… – пробормотал я, разминая шею руками. – По мне, лучше бегать голым по кактусовому минному полю, чем гонять местных по тамошним лесам, где им знаком каждый куст. – Голова звенела, как при тяжком похмелье, – сказывалась лекарственная терапия. – Прыжковые врата прошли?
– Да, три часа назад. Чем ты занимался на гражданке, Ин? Ну, когда всего этого еще не было…
– Увлекался глайдерами. А что?
– Да так… ничего… Моя жизнь – это грязь, война и смерть. Я совершенно не помню, чем занимался до армии, – задумчиво сказал Роб. – Пытаюсь вспомнить, но ни черта не выходит. Похоже, я всегда был тем, кто я сейчас.
– А кто ты сейчас?
Роб сжал кулак и неожиданно изо всей силы ударил им по шкафчику. Быстро убрав руку, какое-то время смотрел на вмятину в дверце. Оглянулся на меня и спокойно сказал:
– Теперь это не важно. Я с ужасом жду окончания войны, так как ничего другого не умею делать – только воевать. Для меня сражения – это все! Нас расформируют, едва лишь в нас отпадет надобность, и мы с парнями останемся не у дел. И чем тогда прикажешь заниматься? Привыкать к мирной жизни?
– Не переживай, начнется другая война неподалеку, и ты снова окажешься в родной стихии. Ты и сам знаешь, что войн на наш век хватит.
– Обещаешь? Может, ты и прав… Пойдем к нам, Виктору удалось протащить на борт нечто покрепче сириусского рома, как в прошлый раз.
– Почему бы и нет? В госпитале меня накачали таким количеством гадости, что еще от одной порции хуже не будет. Надо непременно помянуть тех, кого с нами больше нет.
– Вот
