сэр?
– Вероятно. Не стану спорить.
– Поэт Теннисон в одном из своих стихотворений указывает, что, коли в лютне маленькая щелка, глядь – и музыка умолкла, и спустилась тишина.
– Ну тогда, значит, лютня. А нам слишком хорошо известно, что произойдет, если эта отдельно взятая лютня даст дуба.
Мы обменялись понимающими взглядами. Во всяком случае, я послал Дживсу многозначительный взгляд, а он надулся, как лягушка, что, по его обыкновению, должно было означать полную скромного достоинства осведомленность. Ему известны наши с М. Бассет отношения, но мы, естественно, этой темы не обсуждаем, разве что обмениваемся понимающими взглядами. Считается, что такие вещи обсуждению не подлежат. Не уверен, стоит ли приравнивать подобное обсуждение к празднословию по поводу женщины, но занятие это явно неподобающее, а Вустеры не допускают ничего неподобающего. И Джинсы, коли на то пошло, тоже.
– Что же мне теперь делать?
– Сэр?
– Ну что вы заладили одно и то же – «сэр» да «сэр»? Не хуже меня понимаете, что «настало время, когда каждый честный человек должен прийти на помощь нашей партии». Главное – чтобы любовная ладья Гасси не дала течь. Необходимо принять меры.
– Целесообразность таких мер представляется совершенно очевидной, сэр.
– Да, но каких мер? Разумеется, я должен поспешить на театр военных действий, и пусть в их ход вмешается голубь мира, другими словами – уравновешенный, доброжелательный, умудренный жизненным опытом друг попытается помирить эту неразумную молодежь. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю?
– Превосходно понимаю, сэр. Как мне представляется, вы отводите себе роль raisonneur’a, выражаясь по-французски.
– Вроде того. Но заметьте, это не все. Мало того что от мысли о пребывании под крышей Тотли-Тауэрса у меня стынет кровь, так еще и другая загвоздка. Как только что мне сообщил Растяпа Пинкер, Стиффи Бинг желает, чтобы я кое-что для нее сделал. Но вы же знаете, какие у Стиффи желания. Помните случай с каской констебля Оутса?
– Весьма живо, сэр.
– Оутс навлек на себя гнев Стиффи тем, что доложил ее дяде сэру Уоткину о проделках ее терьера Бартоломью, по вине которого констебль рухнул с велосипеда, угодил в канаву, получил ушибы и увечья. Тогда Стиффи подговорила Пинкера, духовное лицо, носящее воротничок рубашки задом наперед, стянуть у Оутса его каску. И это еще одна из самых безобидных Стиффиных проделок. Она такое может изобрести, если постарается! Страшно даже представить себе, что она для меня на этот раз состряпает.
– Дурные предчувствия в данном случае совершенно оправданы, сэр.
– Вот видите. Я, как говорится, стою перед… этой самой… как эта штука называется?
– Дилемма, сэр?
– Вот-вот. Я стою перед дилеммой. Следует ли, спрашиваю я себя, ехать, чтобы посмотреть, нельзя ли как-нибудь залатать лютню, или более благоразумно оставить все как есть, и пусть Время, великий целитель, вершит свою работу.
– Позволительно
