style="font-size:15px;"> Мальчишка (или филин) стащил ее,
прочел и в клочья изорвал.
Она скользнула в озеро пыльцой, каштановым
листом иль дымкой одуванчика,
Что рассыпается по ветру времени…
Нет. Нет.
В дупло я всунул руку, пошарил пальцами
поглубже.
Ничегошеньки. И снова ничего. Но, зарываясь
глубже, я нащупал и достал:
Записку,
Подобно мотыльковым крылышкам,
попудренную, сложенную плотно.
Она была в сохранности. Ее не намочили
дождевые струи,
она не выцвела на солнцепеке. Она лежала на
моей ладони. Я ее узнал:
Листок линованной бумаги из блокнота
с головой индейца сиу.
Так что же, что же, что же я написал на нем
давным-давно?
Я развернул его. Теперь уж мне пора узнать.
Я развернул его, и прослезился, к дереву
припал.
И волю дал слезам бежать по подбородку.
Ребенок милый, странное дитя, которое
познало время и года,
И обоняло смерть душистую с цветов на
дальнем кладбище.
То было посланием в будущее, самому себе.
Заведомо осознавая, что однажды я приду,
прибуду, разыщу, вернусь
Из молодости в старость. От самого себя, младого,
Себе же, взрослому, большому и отнюдь не
юному отныне.
Что в ней меня растрогало до слез?
Тебя я помню.
Тебя я помню.
Пора настала запускать воздушных змеев[15]
День лучезарен;
Утро прозрачное к полудню стремится;
Все, что нам любо и дорого
Охвачено солнечным диском горящим.
В такую погоду воздушные змеи
Просятся в небо,
А земнорожденные люди с холмов души свои
На бечевке ввысь запускают навстречу сиянью,
От которого быстро слезятся глаза
И согревается сердце,
Которое, зная нрав осени,
Чует смену времени года:
Птицы снова на север летят,
Против течения времени и здравому смыслу
назло.
Подобная погода – находка для детей
«This Time of Kites»,
