Светлана была практичней. Она искала подходящий комод в тесную комнату и удобные табуретки на маленькую кухню. Ей хватало забот о семье, о сыне… Сам Борис и маленький Василек и были смыслом ее жизни. Но она не возражала против его поисков, хотя и смотрела на них как на некую блажь.
Паломничество в страну Востока
Поиски истины заводили Бориса в места разные, порой экзотические. Он штудировал Фрейда и пытался разгадывать по нему свои сновидения; испробовал на себе голотропное дыхание по Грофу, в надежде докопаться до глубин своего подсознания, а, если повезет, то и узнать о своих прошлых воплощениях – не там ли лежат причины всех его нынешних бед. Забредал на Семеновскую в Центр дианетики, адепты которой обещали за кругленькую сумму скорое обретение душевного равновесия в результате одитинга –дикого эрзац-психоанализа хаббардовского пошиба. Долго еще они забрасывали его своими безграмотными письмами, упорно зазывая на очередной платный тренинг, сулящий достижение немыслимого совершенства.
Перепробовав «западные пути», то ли под влиянием Германа Гессе, то ли в силу общего увлечения экзотикой, Борис подался-таки «на Восток». Он посещал торжественные и шумные собрания кришнаитов, где разносили прасад милые русские девочки, завернутые в сари из крашенной в оранжевый цвет марли, и распоряжались суровые бритоголовые кавказские парни со странными, с потеками белесыми пятнами на лбу – знаками особого посвящения. Однако сам Борис получил посвящение и личную мантру для трансцендентальной медитации от американских последователей Махариши Махеш Йоги, коленопреклоненно бормотавших на санскрите молитвы о новых учениках перед фотопортретом учителя, обложенного их приношениями – свежими фруктами, цветами и кусками хлопковой ткани. Борис сосредоточенно пел священный слог Ом, прочищая чакры, чтобы затем чисто и бескорыстно полюбить человечество во всю мощь своей раскрытой анахаты. В медитациях он созерцал какие-то криптографические тексты, которые, как он думал, скрывали от него искомую истину. Он даже зарисовывал по памяти некоторые знаки, но все равно не мог их расшифровать.
Борис читал полуслепые ксерокопии индийских йогов, кое-что практиковал из хатха-йоги, но непонятную для себя радость вдруг обнаружил, наткнувшись в какой-то из индийских книжек на рассуждения йога о распятии Христа. Йог читал Евангелие «по-индийски» и считал трехдневное пребывание Иисуса в гробу трехдневным состоянием самадхи – мнимой смерти йога, в котором он получает высшее откровение. Стражу, мол, подкупили, удара копьем не было, и через три дня Иисус восстал из мертвых. Логика во всем этом была чисто индийская, ни с Евангелием, ни с научной критикой Библии не было ничего общего, но Борис вдруг ощутил необыкновенную радость от мысли, что Христос остался жив. Пусть самадхи, пусть йога… Но он жив!!! Борис несколько дней ходил в радостном возбуждении, пересказывая близким знакомым прочитанное. Никто не понимал его радости. Он и сам не понимал. «Если Иисус и был в самадхи, тебе-то что до того?» – корил его внутренний голос всегдашнего сомнения. Борис не знал, что ответить. Радость его была не рассудочной.
Тем
