к нему на четвереньках. – Все что вашей душе угодно… за вашу плату я могу и свою сестру разбудить…
Антон неожиданно грубо оттолкнул ее от себя и демонстративно вышел в соседнюю комнату.
– Что это с твоим другом? Он сам, часом, не болен? – выкрикнула обиженная девушка.
– Да что с тобой, черт возьми? – спросил я у Антона, выходя следом за ним из комнаты. – Если ты хотел ее первым, так бы и сказал, я бы не стал возражать, только кивни…
– Дима, я уважаю тебя как друга и старого боевого товарища. Мы с тобой много заварух вместе пережили. Бывало, в такой ад попадали, что выбраться из него не представлялось возможным. Но мы выбирались и живы до сих пор. Зачем ты унижаешь себя сейчас? В глубине души ты ведь не такой, каким пытаешься выглядеть! Сейчас ты ведешь себя как животное!
– Как животное?! А чем ты лучше меня?! – яростно вспылил я, смахивая грязные тарелки со стола. – Думаешь, мне не жалко сопляка, чью голову я тащил с самого побережья, или не жаль эту брюхатую малолетку, вынужденную за еду заниматься проституцией? Всем всегда жаль! Тебе жаль, что ты вынужден работать с «животным». Мне жаль, что я застрял на этом проклятом острове. Мир катиться в тартарары, а мы – апостолы этого безумия, и знаешь, почему? Потому что до сих пор не можем смириться с тем, что это мы выпустили в мир окружающую нас грязь! Эгоизм и упрямство загнали в этот тупик, и теперь нас прокляли за это сами небеса! Мы – раса грешников без настоящего и будущего. Мы – покойники, только пока этого не осознаем…
– И что ты предлагаешь? Просто опустить руки и сдаться на заклание некроморфам?
Я обреченно махнул рукой и вернулся к Ольге, ощущая на спине тяжелый взгляд Антона. Мне было все равно, что обо мне думают остальные, потому что мне было наплевать на себя и на то, что будет завтра. Я утратил веру в людей и веру в самого себя, а без этого я был, словно пустая, никчемная оболочка, вынужденная влачить бессмысленное существование. У меня не было четкой цели. Все мои дела были направлены только на примитивное выживание. Не осталось ничего святого, за что стоило бороться. Возможно, при учителе Мацумото, я не стал бы так опасно раскисать, но его ведь не было рядом. Когда вернусь в Гнездо, обязательно наведаюсь к нему в гости хотя бы ради порции осуждающих слов, способных наполнить сердце отвагой или уронить ниже плинтуса. Наши наставники всегда видят со стороны все наши изъяны. Какая жалость, что мы часто игнорируем их мудрые советы, лишь позже понимая, как ошибались.
Обняв заснувшую Ольгу, я прижался к ней, ощущая свое одиночество. Только наедине я мог позволить себе проявить слабость и скинуть с себя маску безразличия. Я боялся признаваться даже себе, что на самом деле мне было далеко не безразлично, кто победит в этой затянувшейся войне.
На рассвете следующего дня, попрощавшись с хозяйкой нашего временного убежища, я первым вышел на улицу, чуть не угодив под ливень нечистот, что кто-то «заботливо» выплеснул прямо из окна. Хорошее настроение тут же улетучилось. Ругнувшись в сердцах, я постарался игнорировать
