связь между ним и Бабашевым, Сластницким и Рудзевичем? Когда они приехали? До или после его посещения? После. Точно, после. Мои 'товарищи' приплыли на пароходе из Копенгагена… Кажется, это и есть революционный путь через Европу к иммигрантам в Южной Америке.
Вечером возвращаюсь домой. Мои товарищи, как обычно, пьют чай. Как я раньше не замечал! К моему приходу они всегда на месте, все трое. Точно, они группа.
–
Ну-с, господа! Прошу подать чаю разноразрядному персоналу!
–
Присаживайтесь, Истомин, – пригласил меня к столу Сластницкий. – Ваш стакан. Чайник еще горячий. По какому поводу приподнятое настроение?
Потираю руки, трогаю стакан с горячей коричневой жидкостью, кладу два куска рафинада.
–
Во-первых, я твердо решил избавиться от социального определения разноразрядный персонал. Во-вторых, завтра у меня отгул!
–
Поздравляем, – ухмыльнулся Рудзевич, пододвигая мне печенье. – По какому поводу?
–
А повод весьма восхитительный, господа – 105-я годовщина независимости Аргентины. Будет военный парад. Не желаете поучаствовать?
–
Только как наблюдатели, – весело подхватил Сластницкий.
Почему молчит Бабашев? Понятно, он – главный в группе, оценивает ситуацию. Как теперь мне все видится по-иному!
–
Тогда завтра в обед выходим в город. Заодно посмотрим на аргентинскую армию, – поворачиваюсь к Бабашеву.
Тот откидывается на спинку стула, невольно подставляя лицо под луч солнца из узкого окна. Борода расплывается в улыбке и я отчетливо вижу в волосах на правой щеке коричневое родимое пятно в виде кляксы. Сдержаться! Смотреть ему в глаза и спросить что-нибудь. Избежать паузы!
–
Как ваши поиски работы, друзья?
–
Муторно! – Бабашев не заметил моего удивления. Хорошо. – Думаем всерьез заниматься Союзом.
–
Правильно. Меня еще не передумали включать в комитет? – слово ‘исполнительный’ опускаю, чтобы ничего не заподозрили.
–
Нет. Слово… чести.
М-да, слово… чести. С паузой. Непривычно тебе выговаривать офицерско-дворянскую фразу.
На следующий день вся площадь перед президентским дворцом Каса Росада была заполнена войсками. Синей лентой с авениды 25-го Мая вытянулись моряки, за ними стояла пехота в германских касках и с французскими погонами. Около дворца перед памятником генералу Бельграно выстроился полк конных гренадеров, весьма похожих на наших лейб-драгун. Я заметил только три отличия – лакированные ботфорты, палаты и длинные белые перчатки. Ветер элегантно шевелил на пиках голубые флюгера с белым полем. У памятника командору Гараю, основателю Буэнос-Айреса,
