еще. Ну, ничего. Татьяна Владимировна, ты пока иди записочки подавай, а мы с братом Петром тут постоим, я покурю.
Глаша и Варя на время оставили разногласия и не отходили от матери. Она подтолкнула их в сторону двора:
– Идите-идите – с детьми познакомьтесь. Эха, дай денег.
Положив купюры в карман, Татьяна двинулась к храму, у входа трижды перекрестилась и поклонилась.
Наполовину снесенный из-за строительства забор открывал низенькую Покровскую церковку, надворные постройки и греющихся на солнышке прихожан. По темному от талого снега асфальту разгуливали дети в расстегнутых пальтишках. У южного придела что-то клевали воробьи.
Невдалеке возвышался желтый бревенчатый четверик будущего храма – выглядывал из ржавых лесов, как медведь из клетки. В черный проем двери вели деревянные мостки с брусками-ступеньками. Изнутри доносился визг электропилы. У фундамента покоились бревна и пухли кучи влажных опилок, распространяющих сосновый запах. Участок пересек рабочий в робе и резиновых сапогах. От церковного двора строительное пространство отделяла понатыканная в землю арматура с привязанной к ней, колышущейся на ветру красно-белой лентой.
Напротив, через узенькую улочку, стояли скособоченные, точно от радикулита, домишки. Маленькие окошечки с разверстыми щелястыми ставенками напоминали книжки из «Букиниста».
Людей во дворе становилось все больше. Из остановившегося рядом джипа выкарабкался старик с длинными седыми космами. Снял и бросил в кабину пальто, оставшись в белейшей шелковой рубахе навыпуск. Поежился, поспешил в тепло храма, но задержался, увидев Эсхила. Они почеломкались, сцепляясь бородами, как частями застежки-липучки.
– Иван, это мой друг Петр, большой писатель, – завел знакомую песню Христофоридис и, уловив на лице Ивана недоверие, добавил: – Серьезно, у него книга в Москве вышла.
– Две книги, – поправил Авдеев.
– А это, Петше, настоящий цыганский барон! – Эсхил обнял старика за плечи. – Как дочка поживает, у которой на свадьбе гуляли?
– Через месяц уже другая выходит – Зора. Помнишь, песню красивую в микрофон пела? Приходи, я тебе потом приглашение принесу. И вы, Петр, приходите. – Цыган снова поежился. – Пойду – холодно.
– Храни Господи, – кивнул ему Христофоридис.
Сидевшие во дворе церкви стали понемногу заходить внутрь. Эсхил вынул еще одну сигарету.
– Правда, что ли, барон? – не поверил Авдеев.
– Без всяких-яких. Ты же заметил – цыгане поутихли? Так это потому, что Иван по-настоящему в православие обратился.
Действительно, жившие оседло в пригороде Святограда чавелы в последнее время присмирели и даже почти перестали продавать героин, на доходы от которого давно понастроили себе аляповатые дворцы.
Из строящегося храма, пружиня на мостках, спустился священник в рясе. Увидав Эсхила, направился к нему, но задержался у торчащей посреди участка трубы, отвинтил кран и стал пить.
– Отец
