style="font-size:15px;"> – Мой отец уважает мое право общаться с кем мне хочется и как мне нравится. Если бы он вел себя по-другому, мы бы не жили в одной квартире. И потом отец так перепугался, что я увязну в религии, что больше его уже ничего не способно напугать.
Малка жила в Маале-Адумиме. Автобусы не ходили, пришлось добираться на тремпе[38]. Ко всему и снег выпал. Я еще никогда в жизни так не мерз и думал, что мне уже не отогреться. Много я понимал.
Она открыла мне дверь в немыслимо коротком голубом халатике с серебряной вышивкой.
– Малка, надень что-нибудь, неприлично.
Голубой халатик сделал пируэт на стройных гладких ногах и исчез из прихожей.
– Тебе не нравится – катись, – донеслось из глубин квартиры.
Это было сказано так, что я понял, что она меньше всего хочет, чтобы я катился, и более того, на сто процентов уверена, что я этого не сделаю.
– Мне очень нравится. Но боюсь, что твоему отцу это не понравится.
– Отец уехал на конференцию в Швейцарию.
Снег снова повалил, за окном девятого этажа было видно только низкое хмурое небо и светящиеся окна в соседних домах. Я рассматривал комнату. Светлая деревянная мебель, низкая широкая тахта под лоскутным покрывалом, везде стоят и стопками лежат книги на разных языках. На комоде напротив кровати – телевизор с видеоприставкой и пара фотографий в рамках. Одна древняя, черно-белая – молодой мужчина с черной бородой в свитере крупной вязки держит на руках смешную малышку в белой косынке. Другая цветная, недавняя – Малка со своими красавицами в одинаковых джинсах и расшитых стразами кофточках. Я не сразу заметил, как она явилась из кухни с подносом. На нем стояли две огромные кружки, и над каждой возвышалась шапка белой пены.
– Это пиво?
Малка посмотрела на меня с таким видом, как будто не могла решить, смеяться ей или плакать. Я где-то читал, что у азиатов неподвижные лица, но это был явно не тот случай.
– Это взбитые сливки.
– А что под сливками?
– Горячий шоколад.
– А разве шоколад можно пить?
– А ты попробуй.
Я попробовал. Густое сладкое питье грело изнутри, оно было таким сытным, что после него уже не хотелось есть, а хотелось только лечь. Пальцы Малки скользнули мне под рубашку, где змеился вдоль бока длинный шрам от ножа. Ладно, пускай у меня грубые руки, в жестких мозолях, с обломанными ногтями, но я же как-то справляюсь с тем, чтобы заплетать косички вертлявой малышне. Значит, и Малка от моего прикосновения не рассыплется.
Когда я снова обрел представление о реальности, уже смеркалось. Зимой всегда так бывает. Малка спала, уткнувшись лицом мне в плечо. Она улыбалась во сне, на щеках были видны дорожки от слез. В микву она не ходит. Я совершил большой грех. Но почему мне тогда так радостно и спокойно? Я подтянул одеяло повыше, чтобы она не замерзла, отвел прядь с лица и поцеловал, осторожно, чтобы не разбудить.
На окраинах израильских городов существуют специальные точки, тремпиады, откуда можно доехать до места назначения на попутке. Обычно это место совпадает с автобусной остановкой.
