ужасно меня угнетало. В армии я привык подолгу плескаться, а еще открыл для себя дезодорант и одеколон.
В первый год службы я страшно перебарщивал с этим делом. Если уж светские израильтяне говорят, что у харедим с гигиеной плохо, то пусть это будет не по моей вине. Раз в неделю я принимал душ в квартире гверет Моргенталер, а так мылся в тазу. Вскоре после демобилизации она дала мне ключ от своей квартиры, а когда я стал отказываться, сурово отчитала:
– Шрага, хватит. Твои демонстрации независимости портят жизнь и тебе, и окружающим. Мы уже все поняли, что ты выше облаков и круче туч, хватит доказывать. Я считала, что с некоторых пор я тебе близкий человек. Или я не права?
Квартира у нас была хоть и старая, с каменными полами и без центрального отопления, но большая. Три спальни, кухня, гостиная и чулан размером в треть гостиной с окошком под потолком. В комнатах, где спали дети, кровати стояли в три яруса. Соответственно была спальня девочек и спальня мальчиков. Родители с двумя совсем мелкими спали в своей комнате. Я выбросил из чулана все барахло, провел туда электричество и поселился там с Моше-Довидом и Ришей. Тут как раз хватило места для Ришиной кровати, наших матрасов и железной тумбочки, куда я запирал документы, деньги на хозяйство и светские книжки. Наша одежда разместилась на вбитых в стену гвоздях. Места на две кровати не хватило, а гверет Моргенталер сказала, что, если девочка будет спать на холодном полу, она не сможет родить.
Кое-как сделав квартиру пригодной для жизни, наладив быт и отведя всех к врачам, я начал искать работу. Тут все получилось на редкость удачно. Когда я демобилизовывался, расар[19] нашего батальона вызвал меня к себе и дал рекомендательное письмо своему тестю, владельцу строительной фирмы в Иерусалиме. Тесть, седой краснолицый американец, обрадовался мне как родному, долго тряс руку, мельком взглянул на армейские сертификаты и тут же определил на объект недалеко от Иерусалима, за «зеленой чертой»[20]. Стройка была шикарно оборудована, с полевой кухней, с кабинками для душа. Работали там евреи, русские и арабы, но все с израильскими паспортами. Никаких нелегалов. Я сам слышал, как шеф говорил: «Я рабов не держу». Тут я его и зауважал.
У меня стало меньше времени, но больше денег. Вскоре удалось купить стиральную машину и микроволновую печь, заменить бойлер. Все время, которое у меня оставалось от работы на стройке, я тратил на Моше-Довида и Ришу. Делал все, что велели врачи: массаж, ингаляции, дренаж бронхов. Учил Ришу ориентироваться в квартире, не резаться, не ударяться о стены. Помимо слабого слуха и быстро ухудшающегося зрения, у нее были проблемы с вестибулярным аппаратом, она часто падала. Риша перестала ходить в школу, потому что там никто не хотел ничего для нее приспосабливать. Я не стал с ними ругаться. Диплома о среднем образовании они все равно не дают. Так зачем туда ходить? Она целыми днями сидела у себя за занавеской (я повесил там очень сильную лампу), читала книжки крупным шрифтом, добытые гверет Моргенталер по внутрибиблиотечному обмену, и вязала крючком на ощупь. Даже на кухню выйти боялась.
Я
Демаркационная линия после окончания арабо-израильской войны 1948–1949 годов между Израилем с одной стороны и Ливаном, Сирией, Трансиорданией (включая оккупированный ею до 1967 года Западный берег реки Иордан) и Египтом (включая оккупированный им до 1967 года сектор Газа) с другой стороны.
