пикантная родинка в интересном месте. Я тебе почти завидую.
Родинка? У Мадины она была на груди около соска. У них это семейное, что ли, как в индийском кино? Нет, Гарун подобным знаком отличия не отмечен. Спросить, где? Да никогда в жизни, я же «Надин парень», Маша меня засмеет. А теперь фантазия разыгралась.
Лучше бы уж Машка молчала.
– Я же просил не касаться таких тем.
Дверь ванной отворилась. Хадя, одетая в мой спортивный костюм, недовольно покачала головой и скрылась на кухне.
– Она у тебя такая строгая. – Сестренка вскочила с коленей, перестав пугать прихожую ярким полнолунием. – А вы кроме миссионерской какие-нибудь позы практикуете, или у такой серьезной пары строгость царит во всем? Вы уж хотя бы фильмы разные посмотрите. Могу кое-что посоветовать.
– Сейчас посмотрим фильм «Ремень возвращается».
– Успокойся, а то Прохору позвоню. Ты знаешь, что бравый сержант мне свой номер оставил?
– Когда?!
– Уходя, в прихожей. Места надо знать. Не кипятись, нет никаких секретов. Просто в карман моей куртки он записку сунул, чтобы знала, куда обращаться, если брат-садист снова взбесится. Думаешь, пора звонить?
– Так и написал – «брат-садист»?
– Ну ты зануда. Нет, конечно. Кстати, если тебе интересно: Захар объявился в сети. Домой добрался первой электричкой. Ехал зайцем, потому что денег не было. Сейчас у него все хорошо.
Потуже затянув обернутое вокруг себя полотенце, Маша отправилась сушить волосы и переодеваться.
После скромного – по ставшим для меня привычными меркам – обеда мои девочки отправились почивать на кровать. Уже несколько отдохнувший, я раскатал на кухне рулон с постелью и блаженно вытянулся.
Голова гудела. Как поступить с Машей, как вести себя с ней? С точки зрения родителей и закона, она – ребенок, но сегодня выяснилось достаточно, чтобы снять розовые очки. Передо мной ребенок, вообразивший себя взрослым. Даже я в свои годы чувствую, насколько не разбираюсь в жизни, что же говорить про переполненную самомнением мелюзгу? Если бы я понимал, как поступать, то давно сделал бы это. Если бы она понимала, как поступать нельзя, то не делала бы этого. Вывод: мы оба еще дети, обоим еще взрослеть и взрослеть, получая от жизни очередные тумаки.
Дверь в кухню распахнулась. На пороге стояла Маша – бледная и испуганная. Она изо всех сил храбрилась, но поза говорила за себя: случилось что-то, в чем виновата именно она. Подтверждением оказался протянутый ремень:
– Саня, прости, у меня ситуация из той же оперы. Можешь еще раз выпороть, я заслужила. – В направленных на меня глазах плескалась боль, океан боли. – Только не так сильно, а то придется к врачам ехать.
– Рассказывай.
Я сел и сложил руки на груди, боясь, как бы действительно не схватиться за ремень. Мало ли, что сейчас вскроется. До этого я тоже не собирался бить сестренку, даже подумать о таком не мог.
Машенька опустила глаза.
– В
