картинки, для коллекции, так сказать, а во-вторых – чтобы зависть у других девчонок вызвать, преимущественно же у тех, которые такого же гнилого характера были, что и она сама.
Если Алексея что и интересовало до Полины, то это качалка. Он сам напилил себе из дерева самых разных гантелей, даже штангу смастерил, стащив у соседа двусторонний самодельный кол и навешав на него деревянных блинов для утяжеления.
Полина не нравилась не только его отцу, но и братьям. Они видели, что она дурно влияет на их парня, а Алексей, надо заметить, был всё же человек внушаемый и морально-неустойчивый. Но братьев, равно как и отца, он насчёт Полины не слушал, вернее, слушал, но слышать не хотел. В нём играл юношеский максимализм, и наедине с самим собой он думал, что, раз уж он в одиночку одолел-таки самого сильного парня во всей их деревне, то и девушка его теперь непременно должна достаться ему. В этих его самоуверениях было что-то детское и притом что-то чисто похотливое; он и сам не знал, что ему больше нравится – встречаться с Полиной или просто спать с ней. Очень вероятно, что в ту пору он смешивал для себя одно с другим и потому и не мог уже разобраться ни в своих чувствах к Полине, ни в своих мыслях на её счёт. Полине это как будто было на руку.
Алексей и сам, впрочем, чувствовал, что что-то идёт в его жизни не так, что он становится раздражительнее и всё больше сам себя не понимает. Но братьев рядом уже не было и посоветоваться было не с кем, а ничьих более советов он не принимал, кроме отцовских, но и отец был уже стар и хотя и был мудрым человеком, а всё ж таки не хотел его Алексей слушать, потому как, вероятно, предчувствовал всё, что отец может ему сказать.
Алексей всё больше общался в компании, где проводила практически всё своё время Полина. Если они в этой компании не пили и не дебоширили, то отправлялись в тёплые дни на речку на фургончике и затем в течение всего дня купались или же по очереди, парочками, закрывались в фургоне. Проходившие рядом старики и старухи, слыша нецензурные песни из машины и видя, как машина раскачивается, бранились и плевали в их сторону. Но ребятам было всё равно.
Всё реже Алексей стал появляться дома, оставляя отца совсем одного с домашними делами. Бывало, что он и домой уже не возвращался. Андрей также заметил, что из их общей с Дашей спальни, где та и умерла и куда с тех пор было принято не заходить без надобности, пропали матрас и две подушки, а также со двора пропал серп.
Несмотря на то что формально была уже осень, на деревне всё ещё было лето, и Алексей придумал следующее:
В центре подсолнухового поля, что было неподалёку от их дома, он срубил подсолнухи, образовав пустой круг, так что по протяжённости это было шагов на десять в каждую сторону; притащил туда мамин матрас и подушки, на которых родители спали в молодости, и ещё два пледа из дома утащил, хотя отец этого уже и не заметил. И часто они с Полиной лежали теперь на этом матрасе и если не предавались любовным утехам, но просто болтали обо всяком, шутили, смеялись; бывало,
