Душевной ленью называется тогдашнее мое поведение, и ничем иным, и стыдно мне за себя такую. Теперь, когда уже все случилось.
Всё, перехожу к сути, иначе может так статься, что никогда ничего не расскажу, не сумею. Прыжок в воду, которая где-то внизу, и кажется далекой, непроницаемой, холодной, и уж точно гибельной, вот что ощущаю я, приступая к рассказу.
Вот такое же точно чувство посетило меня, когда в один из дней Саша застал меня на лестнице в библиотеке. Он подкрался незаметно. Вообще-то его не должно было быть днем дома, вот уже несколько дней, как свекор вызывал его-таки в офис, угрожая тем, что больше не даст денег.
Я не слышала шума подъехавшей машины, думаю, Саша и не стал ставить ее в гараж. Чтоб не шуметь?
Зачем мне понадобился Большой советский атлас мира, стоявший на верхней полке? Я могла бы найти Руян-Рюген и в интернете, слово «Аркона» дало мне все возможности к этому, я уже знала, где это место, в котором я появилась на свет княжной, и где жила когда-то. Но что-то протестовало в душе: мне это казалось неромантичным, мне было мало. Хотелось найти место на карте в книге, ткнуть в него указкой, прочувствовать момент…
– Чао белла, – услышала я вкрадчивый, на низких нотах голос, от которого мурашки пробежали по телу. – Вот ты и попалась…
Я стояла на стремянке с фолиантом в руках, а он был внизу, сзади, и руки его уже нащупывали верх моих бикини на ягодицах.
Изо всех сил, стараясь удержать равновесие, я сжала ноги.
– Саша, не надо, я не хочу…
Он рванул трусики так, что я чуть было не полетела вниз, и я расслабила хватку ног, попыталась ухватиться за полку, атлас, конечно, выпал из рук, неудачно спланировал вниз, с грохотом рассыпался на страницы там… Мне удалось сохранить равновесие и удержать стремянку, и себя на ней. Но я услышала рык, в котором не было ничего человеческого. В следующее мгновение бикини были разорваны и упали с меня, а потом грубо, просто нещадно, меня стащили по лестнице, кажется, я ударилась щекой, вот разбила губу, это точно… Стремянка, отлетев внутрь к шкафу, расколотила нежное инкрустированное стекло, брызнули осколки…
Он швырнул меня лицом на библиотечный стол, высоко задрал широкое мое, расписанное цветами домашнее платье, натянув мне его на плечи. Попытка вырваться, пока он расстегивался и разоблачался, была оплачена высокой ценой. Он, видимо, для вящей убедительности, схватил меня за волосы и ткнул лицом в столешницу. Искры полетели из глаз, я задохнулась от боли…
Он рывком раздвинул мне ноги, и грубо вонзился вовнутрь.
Господи, что это было! Ну, я же не девочка, и мне доводилось принимать мужчину в себя, и было это сладко – чаще; иногда, – может, как бы нарочито грубо, но без явного животного наплевательского отношения ко мне, с пониманием: будет больно, скажи! В этой грубости было особое наслаждение. Простите за откровенность: как есть…
В этот
