новый французский посол тотчас после Пинки шмыгнул за Канал беседовать с Валуа, и говорить они станут не во славу регента. А теперь, когда ему дали еще и герцогство…
– И чем нам это поможет? Арран бил себя в грудь все эти годы, что иному регенту, покуда королева не войдет в возраст, в Шотландии не бывать.
– Так-то оно так. Но, Патрик, Три сословия приняли прямое обращение к Генриху Валуа – о деньгах, о военной подмоге, о передаче в залог Дамбартона и Данбара. Хаддингтонский мир заключен, и брак устроен, маленькая королева отплыла с галерами Строцци и полным штатом наших дворян. Правда, Флеминг, говорят, помер, едва ступив на твердую землю за Каналом…
– Как же скверно! И то, что помер старина Малкольм – я предпочел бы, чтоб он гнил подольше на радость кузине, и то, что пришли французы – и мы теперь у себя дома не хозяева.
– Мы и раньше были у себя дома не хозяева, только вместо французов нас жрали сассенахи. По мне, кабы выкинуть вон всех чужаков – тогда в Шотландии и станет дышать посвободнее.
– Да и сами мы хозяева – так себе, – отвечал Босуэлл, и по лицу его стало видно, что именно вспомнил. – Скажи мне, Джордж, кто допустил поставить Глэмиса во главе войск, идущих на Тайн, на Хейлс? У кого я должен прополоскать дагу в кишках, когда вернусь – и, видит Бог, сделаю это неоднократно?
Теперь «когда вернусь» прозвучало довольно отчетливо.
– Я этого не знаю, – отвечал Хантли чистосердечно, – видел только, как Дуазель, французский посол, донес в Стерлинг весть о сдаче Хейлса, а решение о штурме могло быть принято и после Пинки. А после Пинки, сам понимаешь…
– Понимаю, – Босуэлл стоял спиной к кузену, и тот не видел его лица.
– Но Ангус был на поле боя, едва ли это его рук дело. А вот в Танталлоне за главного оставался Питтендрейк…
– Питтендрейк! – эхом отозвался Босуэлл так, что от легкости тона у Хантли почему-то мурашки скользнули по спине. Было что-то противоестественное в ледяном звучании голоса. – Это годная новость, Джорджи. В обмен за откровенность могу предсказать тебе, что Сомерсет не выпустит тебя из Англии живым – до тех пор, пока ты не оставишь подпись под присягой, пусть даже тайной, мальчишке Эдуарду.
– Предсказание неласковое, кузен. Но, боюсь, у меня нет выбора в этом случае. Коли так, ехать мне в Абердин только на катафалке.
– Выбор всегда есть, кузен. Бежать не пробовал?
Теперь Босуэлл смотрел прямо на Хантли, и в глазах его мелькал тот огонек, который мигом напомнил Джорджу Гордону давнишнюю историю о побеге короля Джеймса из Фолкленда. Сам он при том не присутствовал, однако наслышан был немало. Да, если Чародейский граф вот этак берется смотреть на людей, да еще не делает тайны из своего умения воодушевлять, не кажется странным и обвинение его в колдовстве.
– Это отсюда-то? – переспросил Хантли, только чтобы сбить морок. – Да у меня
