уточнил Родион.
– Веду дело, – поправила агент Морозова, – И если ты на нашей стороне, Родион, то для тебя это лучшая новость за последние десять лет.
Может быть…может. Если у них всё получится, они сократят срок отца с пожизненного до пятидесяти лет, из которых десять он уже почти отсидел. А там, глядишь, и вовсе выпустят под расписку постоянно пить таблетки и проверяться у врача. Оно того стоит. Черт. Оно правда того стоит. У них есть шанс.
– Удачи, – судя по лицу женщины, она даже не сомневалась в успехе, – Ты знаешь, что делать, если…
Интересно, а когда всё закончится, Родиону разрешат снять браслет? Он провел без него всего день, но уже успел соскучиться по этому ощущению свободы. Вот же жизнь у нормальных людей! Оставил телефон дома, уехал за город, не попадаешься под камеры, и никто уже сможет точно отследить твои координаты. Везет некоторым…
Вспышка ярости, произошедшая в их последнюю встречу, не прошла для отца бесследно. Тонкий наручник приковывал его запястье к стальному столу, сокращая и без того минимальную свободу движения. Родион опустился на стул, с привычной жалостью через окошко разглядывая истощенного, измученного отца, со свежим фингалом на скуле. На вороте серого комбинезона, у шеи запеклось пятнышко крови. Заключенные мало общались друг с другом, не считая соседей, а в целях лечения ФГК составляли разнополые соседские пары. Мальчик сомневался, что новая знакомая отца посмела бы драться с ним. Гады… Жаль, что по закону подать в суд может только человек с заработком выше среднего. И, конечно, не на представителя власти.
– Привет…сын? – хриплый дрожащий голос проник в сердце, заполняя клапаны разъедающей стенки жидкостью – чувством вины, – Уже вторник? Быстро…дни.
– Нет, пап, – Родион знал, что для заключенных…пациентов в этом месте время – относительное понятие. Какой смысл в числах и датах, если единственные изменения в твоей жизни – новый курс таблеток и чередование терапий? Родион знал, что отцу повезло хотя бы в том, что к нему кто-то приходит…но можно ли вообще говорить о везении в такой ситуации?
– Сегодня понедельник. 17 сентября. 2068 год. Ты помнишь? – мальчик заглянул в чужие глаза, но увидел лишь растерянный, расфокусированный взгляд, скользящий по бликам на толстом стекле, разделяющем собеседников, – Папа, ты понимаешь?
– Ты…я.
«Совсем плохо, – понял Родион, глядя, как отец, явно слабо осознавая происходящее, ковыряет дрожащим пальцем наручник, – Я думал, его раньше травили, но тогда он хотя бы соображал. Может, получится убедить Морозову уменьшить количество процедур или таблетки сменить?»
Сначала нужно заслужить её доверие.
– Пап, мне важно, чтобы ты поговорил со мной, – чувствуя пристальный взгляд надсмотрщика из-за спины отца и внимание Морозовой, следящей за ними через камеру, мальчик прижал ладонь к стеклу. Иногда они делали так оба, ставили руки напротив друг друга, создавая иллюзию прикосновения, хотя ни один, ни второй уже не помнили, как это – чувствовать другого.
До прошлого
