и смотрят на мир с колокольни позорного благоразумия, как говорил Маяковский, то из колоколов, будящих совесть, они превращаются в парфюмерные, стеклянные пародии на колокола. Я многое люблю в искусстве Америки, но как стыдно видеть появляющиеся на страницах журнала «Тайм» «паблисити» золотых часов «Ролекс», когда их рекламируют не какие-нибудь кинокомики второго сорта, а известные писатели и крупнейшие музыканты. Конечно, имя Данте можно зарифмовать с именем итальянского игристого вина «Асти Спуманте». Но можем ли мы представить великого поэта на коммерческой рекламе этого вина, а Чайковского на рекламе с бутылкой водки? «Неприлично, господа!» – как выразились бы об этом чеховские интеллигенты, застенчиво, но взволнованно поправляя свое пенсне. Как можно, разменивая колокольный звон на звон монет, рекламировать какие-то часы «Ролекс» в то время, когда часы истории отбивают свои тревожные удары?
Я говорю об этом не из паникерства. Но моральная безответственность перед лицом истории не менее разлагает, чем паника. Зачем колоколам лилипутизироваться до сережек, побренькивающих в ушах всемирной пошлости? Те, кто капитулирует перед агрессией всемирной пошлости, могут так же капитулировать и перед агрессией всемирной войны.
Сейчас есть целое кинонаправление – своего рода «ужасология». Это – то женщины-вампиры, своими очаровательными зубами прокусывающие шеи возлюбленных, то дети, внутрь которых вселился антихрист, то зловещие чудовища из других галактик. Однако вся эта придуманная ужасология есть трусость, попытка заменить ею реальную угрозу исчезновения всего человечества.
Проклятие нашего века – ужас концентрационных лагерей, где были уничтожены миллионы людей. Но этот ужас бледнеет перед потенциальным ужасом того, когда всю нашу планету, как несчастную затравленную фашистами женщину вместе со всеми ее детьми, могут сжечь в общей атомной освенцимской печи.
Сейчас людей, которые открыто называются фашистами, – лишь вроде бы незначительные группы. Даже итальянский кинорежиссер Скуттиери, поставивший откровенную сентиментальную героизацию фашизма – фильм «Кларетта», где самыми несчастными, глубоко обиженными жертвами выглядят Муссолини и его любовница, от фашизма открещивается, делает заявление, что он убежденный антифашист. Но дело не в том, как люди себя называют, а что они на самом деле. Послушать Пиночета, так это же спаситель демократии, голубь мира! Фашизм может и не носить свастику на рукаве и зазубривать со школы совсем другие книги, а не «Майн кампф».
Фашизм – это не столько декларированная идеология, сколько поведение – социальное и даже личностное. Государственный фашизм – это милитаристско-бюрократический концентрат самых низких инстинктов: инстинкта подавлять другие индивидуальности во имя торжества собственной безликости, инстинкта собственного выживания при помощи физического уничтожения либо пропагандистского онаркоманивания масс, хватательно-загребательного инстинкта, доходящего от личной корысти до государственной агрессии. Инквизиция – мать фашизма. Не случайно преследование кинематографистов в Голливуде
