—тень любимой твоей
охранит этот дом от всего!
Я не знаю, в чью тень
первый камень положен был
в Братске когда-то,
но я вижу, строители,
только всмотрюсь,
как в ревущей плотине
скрываются тихо и свято
тени ваших Наташ,
ваших Зой,
ваших Зин
и Марусь.
И вы знайте, строители, – вел я нелегкую стройку
и в несолнечный день моего бытия
положил этой сложной поэмы
неловкую первую строчку
в тень любимой моей,
словно в тень моей совести, я.
И когда мы построим,
хотя это трудно, —
для наших потомков дорогу,
нам не надо оркестров,
не надо речей и наград —
пусть, как добрые ангелы,
юно,
тревожно
и строго
тени наших любимых
ее
охранят!
Мне сказал монтажник Слава Лучкин:
«Ну-ка, парень, сядь и закури!
Знаю, есть писатели и лучше,
но люблю я Сент-Экзюпери.
И порою кажется мне ночью:
в самолете пристальном своем
все летает этот чертов летчик
и следит за тем, как мы живем».
Мы молчали в сумраке таежном.
Было еще долго до зари,
и мерцала ГЭС крылом тревожным
самолета Сент-Экзюпери…
Мне сказал прораб Спартак Сорокин:
«Я на водку время не гублю.
Век у нас, по-моему, серьезный —
музыку серьезную люблю.
И, скидая грязную рубаху,
лишь с работы вечером вернусь,
я бросаюсь к Шуберту и Баху,
к Скрябину и Мусоргскому рвусь.
И лежу, и кружатся пластинки,
ну а у дверей, оцепенев,
как щенята, слушают ботинки,
на которых глина и цемент…»
И сказала мне конструктор Клава
около старинного скита:
«У меня есть что-то вроде клада —
тоненькие книжечки «Скира».
Вижу я в тайге
