заглянула в ларек с мясом. С продавщицей она здоровалась и думала, что та дерьма ей не подсунет, тетка всегда говорила, какой товар у нее самый свежий. Фарша взять не плохо бы на котлеты или супчик с фрикадельками сварить. Катя усмехнулась: супчик с фрикадельками – это было единственное блюдо, которое она умела готовить, когда приехала в Питер поступать. Как часто этот супчик спасал их с Лолкой, полпачки фарша, три картошины и луковка. И два дня они сыты. На сорок рублей стипендии особо не разгуляешься. А много ли матери могут прислать? И ту и другую матери тащили одни, и Лолка и Катя, обе были безотцовщиной.
– Здрасте, фарш свежий у вас сегодня?
– А свеженький. Берите, берите. Еще вот бедрышки куриные сегодня хороши, смотрите, какие… не жирные. Молоденькие цыпочки.
Катя прикинула, сколько у нее денег, если возмет то и то, хватит ли на яйца и муку. Три тыщи на муку, да пятнадцать – на яйца, еще на стиральный порошок надо тыщ шесть оставить… Не хватит. Ладно без цыпочек пока.
– Нет, спасибо, фарша дайте грамм восемьсот… или лучше шестьсот. Да, столько хватит. Спасибо. Сколько с меня? Восемь триста? Вот, возьмите.
Так, теперь в продуктовый… Надо побыстрее, башка разбаливается не на шутку. Она пробежала вдоль прилавков, сгрузила покупки в сумку. Сумка у нее что надо, большая, кожаная. Кожа чуть желтоватая, матовая, мягкая, сразу видно, настоящая, не какой-нибудь вам кэзэ, на широком ремне, чтоб через плечо, и руки свободны. Туда и бумаги А-4 помещаются, и еще масса всего. «В женском ридикюле запросто можно разместить три кило картошки, шубу, книжный шкаф, а при желании, и мужа», – любила говорить Катя, когда кто-нибудь восхищался ее сумкой.
Уже выходя из магазина, вскользь глянув на алкогольный прилавок, притормозила: что это там? Не могет такого быть. Прищурилась, вдруг показалось.
– Это там у вас что, бордо?
– Да.
– А посмотреть можно?
Полуспящая продавщица, тоже, наверное, голова болит, чуть шире открыла слипшиеся глазки, со скрипом повернулась вокруг себя и неспешно протянула руку к верхней полке, где стояли подозрительно похожие на французские бутылки. И уже совсем медленно, сомнамбулически двинулась она к Кате, держа бутылку перед собой двумя руками.
Простая белая этикетка с домиком. Написано импортными буквами «Bordeaux», и все остальное, что положено: и название защищено, и разлито во Франции.
– А чего дешевое такое? Контрафакт что ли?
Продавщица оскорбилась незнакомым, видимо, словом и от того проснулась:
– Чего дешевое-то! Нормальное. Могу накладную показать. Наценка розничная, как положено, двадцать пять процентов. Дешевое… Не нравится, не берите, а ругаться тут нечего.
Бутылка поплыла в сторону родной полки.
– Не-не-не, я возьму.
Катя вообще-то не собиралась брать вино под завтрашние посиделки, была абсолютно уверена, Лолка принесет.
