если не совсем искоренить зло, то уменьшить его до minimum’a.
Таков был император Павел Петрович, умевший и сам надевать шпоры, где и когда следовало.
– Строг, но справедлив! – говорили о нем в народе.
VII. Приезжий
В самый день Крещенья 1797 года, ранним утром, к воротам одного из домов Большой Морской улицы, бывшей в то время, к которому относится наш рассказ, одной из довольно пустынных улиц Петербурга, лихо подкатила почтовая кибитка, запряженная тройкой лошадей, сплошь покрытых инеем.
На дворе в этот год стоял трескучий мороз, поистине крещенский.
Кожаный полог кибитки откинулся и из нее выглянуло молодое, красивое лицо мужчины, еле видневшееся из-под нахлобученной меховой шапки и медвежьей шубы с поднятым воротником; мех шубы и шапки был также покрыт сплошным инеем.
– Здесь? – спросил сидевший приятным баритоном.
– Так точно, ваше благородие, шестой дом вправо, как сказывал бутарь… Карповичев… – отвечал ямщик, слезая с козел и обеими руками в кожаных рукавицах ударяя себя по полушубку… – Ну и морозец… злыня… – добавил он как бы про себя.
Седок тоже вылез из кибитки и остановился в недоумении; видно было, что он не знает, куда ему идти, что он в первый раз очутился в этой улице Петербурга.
Это отразилось на всей его фигуре, имевшей вид вопросительного знака.
– Да вот поспрошайте, ваше благородие, господина офицера… Может, они еще доподлиннее знают…
Из ворот дома действительно выходил армейский офицер.
– Позвольте обеспокоить вас вопросом, – обратился к нему приезжий.
– Что прикажете?
– Это дом Карповичева?
– Этот самый.
– А не известно ли вам, где тут проживает отставной гвардии полковник Иван Сергеевич Дмитревский?..
– Квартира почтеннейшего Ивана Сергеевича, – отвечал офицер, – находится во дворе, первое крыльцо направо, во втором этаже.
Офицер поклонился и пошел своей дорогой.
Приезжий бросил ему вдогонку: «Благодарю покорно»! – и, сунув в руку ямщика какую-то ассигнацию, захватил из кибитки небольшой дорожный мешок и быстро вошел в ворота.
Ямщик расправил ассигнацию, оказавшуюся пятирублевой, снял шапку, видимо, по привычке, хотя давшего ему бумажку уже не было на улице, сунул ассигнацию за пазуху, потом еще раза два ударил себя по полам полушубка, сплюнул в сторону и, взобравшись на облучок, крикнул:
– Ну, желанные!
Лошади повернули назад и шагом отъехали от ворот дома, под которыми скрылся приезжий.
Поднявшись во второй этаж, приезжий дернул за звонок парадной двери.
Степенный камердинер, одетый в платье военного покроя, отворил ему дверь.
– Дядя дома, Петрович?
– Никак нет-с… Пожалуйте, – засуетился слуга и взял дорожный мешок приезжего.
– Так
