неоценимо полезен для Лиги рабочих.
– И что он получает от этого? – спросила я. – Что на самом деле он получает от вас? Почему он решил помогать Лиге рабочих?
– Университетская система неуравновешенна, как и весь остальной экономический базис, – сказал Кристос. – Венко должен бы заведовать коллегией античностей, но застрял в должности лектора.
– Но почему он считает себя во всем правым? Кто так сказал?
Кристос не ответил, но я поняла: потому что таким было высокое мнение Венко о самом себе.
– Профессор верит в то, что мы делаем. У него сердце настоящего галатианца, Софи. Он сам себя воспитал теми способами, в которых мы, как народ, не преуспели. Венко верит, что и мы можем быть лучше, что нам пора стать сильнее и выйти из тени знатных людей.
– Я не доверяю ему.
Мне не хотелось говорить этого прямо, но расчетливая манера профессора и его осторожность нервировали меня.
– Потому что он квайс? Или потому что академик? Почему?
– Из-за того, что он…
Я поискала правильное слово – термин, способный охватить бесстрастное превосходство, которое чувствовалось в нем.
– Он очень отстраненный, – наконец сказала я. – Позволь мне вопрос? Он доверяет тебе?
– Конечно, – выпалил Кристос, но тут же отвернулся.
Я могла бы продолжить этот разговор, глядя в прищуренные глаза моего брата, где виделся намек на некую слабину в его лидерстве. Однако я замолчала. Во мне пробудилась зависть к нему – он действительно во что-то верил. Я же ни секунды не верила в то, что их протесты, разговоры и памфлеты поменяют текущий режим – нынешнюю сильную монархию и олигархию дворян, которые управляли всем. Как могли победить их несколько печатных листовок?
– Что будешь делать дальше? – спросила я. – Ты провел демонстрацию на площади. Ты печатаешь свои памфлеты. Что еще можно придумать? Что Пьорд Венко прикажет тебе сделать?
Кристос отодвинулся подальше от меня, наполовину спрятав лицо в тени.
– Ты и так уже много знаешь, – сказал он.
– Кристос… – Мне не хватало слов, чтобы выразить то, что я хотела сказать. – Я просто… не знаю, что буду делать, если с тобой что-то случится.
Он помолчал. Брат мог бы разразиться пламенной речью, представив, что спорит на улице со сторонником монархизма, но вместо этого он откинулся на спинку стула.
– Ты знаешь, как победить меня, – со вздохом сказал Кристос. – Вот что меня заботит, Софи. У меня никогда не было работы, которая была бы важна, – по крайней мере в том мире, где мы живем. А тебя волнует твоя работа, мне это известно.
– Всегда существует другой путь, – слабо возразила я.
Он оперся руками на колени. Его профиль вырисовывался трепетавшим светом свечи, и мой брат выглядел странно мужественным и смелым в тот момент, когда сидел в раздумьях.
– Возможно, и есть другой путь. Но в самом конце, так будет лучше. Если это необходимо.
Он
