насквозь. Еще не более суток, он ждал на остановке чарующе холодного проездного города, встречая тяжелую ночь с замиранием в висках. Деньги объемными купюрами молодости полыхали открытым внутренним карманом. Никто не возьмет, тут проездом. Опять. Надо было пройти не более половины, и так хотел быть одним из брутальных местных, идти в соседний дом. Как можно быть таким трезвым.
Когда они встретились, стреляли через дом. Глухо, затем звонко. Раздался плач сверху, звон театральной люстры. Из окна десятого этажа медленно выплыл и плавно приземлился на землю апостол. Широким взмахом руки он простер хламиду. Говорить не о чем, если бодаться с ним.
Апостол произнес длинную речь, связанную логично отлично. С тем чтобы остановить миг, и дать реальности войти в обыденное русло, он и девушка не спорили.
Апостол растворился. Вначале он материализовал собаку, затем летающую тарелку, после того как солнце закрыли тучи.
Она оставил дом, семью, все что мешало раскрыться, бросить в свадьбу лучшее, что можно представить, если это не мешает быть собой, когда дни диктуют моральное разложение на синих и красных.
Всем пришлось долго делать вид, что апостол не появлялся, ему не было обидно за погруженных в расслабленность сутеных тяжб людей. Когда дни ударили по вечерам, ощутила себя в не самом лучшем окружении, город неуютно глотал раннюю автопыль. Сменив прошлое на суетный расход по расплате, зверя от ярости в предвкушении итоговых игровых сборов, оставив в сметане стоять ложку.
Хотя все думали что жизнь проходит удачно, точно фейерверк на пасху, который зажгли и забыли, что куличи стынут в духовке, точно оставшийся несъеденным гусь на верху холодильной полки, где томаты и зелень создавали антураж приятного прости в ажуре похмельного антуража. Ждала пока вся религия кончится, словно полет над небом в космических костюмах, единое целое, эмоции целовали в затылок после ухода основных сил, что осталось на завтрак кроме пары советов в записной, когда разбудят рано и никто не советует дождаться полуночи в сиреневом блеске сумерек. Имя рек на картах, заезды после четырех и до восьми не на покрышки.
– Еврей, – позвал его голос на улицу.
Незнакомая женщина махала ключами, наверное от коттеджа.
– Он угрожает мне, хочет убить. Зайди в подъезд.
В полутьме лезвие коснулось горла, низкие джинсы сорвались до колен. Он почувствовал жжение, нарастающую пульсирующую боль. Несколько мгновений растерялся, провалился, пальцы левой не схватили горло. Ударил ногой в ступню, почувствовал дробь. Вырвался наружу.
– Иди сюда.
Тот нагло вышел, поигрывая отсутствие ножа. Кулак сжался, влетел в челюсть. Человек молниеносно выплюнул три зуба.
В другой раз подошли знакомые:
– Это ты? Мы узнали, или похожий.
Не успел убрать голову, пропустил. На краткий миг потерял равновесие, сбили. Стянули джинсы. Показалось ничего не было. Не совсем так.
Это какие-то разные члены. Вырвался.
– Стоять! – прибежал Лавр.
Он сходу нанес несколько ударов. Еврей поддержал. Они просили пощады. Он же дрался.
