выманить домового на новое место.
Конечно, домовой не полностью изжил свою злую природу, всё-таки ж не просто так его с неба Бог выкинул, поэтому и на земле оставался большим проказником и шутником. Но больше по мелочам: мог спрятать какую-то вещь в дома, чтоб посмеяться, наблюдая, как её искать будут; мог спящего человека в ночи щекотать или сесть ему на грудь от нечего делать. А если хозяин без его согласия продавал или отдавал что-то из дома, мог сильно разозлиться и не давать покоя, пока не вернут эту вещь обратно.
– Мам, получается, Фёдор Степанович – нечисть?
– Господи, почему же?
– У меня же вечно всё теряется. Это он так шутит.
– У тебя не из-за него всё теряется, а потому что ты Маша-растеряша. Давай Бажова читать.
– Мам, а они существуют?
– Домовые?
– Ну да, водяные, лешие, домовые всякие.
– Не думаю. Они уже вымерли, наверное.
– Почему?
– Люди в них перестали верить, вот они и вымерли.
– Жалко их. Пусть я тогда буду в них верить.
– Хорошо, – улыбнулась Кира, открывая планшет. – А теперь Бажов.
К третьей странице Катерина уснула. Кира поцеловала спящую девочку и, не закрывая дверь в её комнату, расстелила диван, выключила свет, забралась поскорее в холодную постель и, закрыв глаза, вспоминала подзабытые, но заученные в детстве слова.
Отче наш, ти що єси на небесах, нехай святится ім’я твоє, нехай прийде царство твоє, нехай буде воля твоя, як на небі, так і на землі. Хліб наш насущний, дай нам, сьогодні; і прости нам провини наші, як і ми прощаємо винуватцям нашим; і не введи нас у спокусу, але визволи нас від лукавого. Бо твоє є царство, і силa і слава, на віки вічні. Амінь.
Большой город уходил в ночную февральскую дрёму. Но два юных бесёнка опять кружили высоко над домами под молодым месяцем, раздувая метель. Поделив город на двое по Москве-реке, они от безделья спорили, кто больше бед натворит: сталкивали друг с другом автомобили на скользкой дороге, ставили подножки редким прохожим, разворачивали на запасные аэродромы самолеты. Одним словом, проказничали.
Глава 4. Башня
Вечернюю Москву засыпало пушистыми снежинками. Ещё несколько часов назад из окон яростно лилось почти апрельское солнце, но с наступлением сумерек поднялась настоящая февральская метель. Через толстое затемнённое стекло Башни отдельные снежинки неразличимы, только белёсая густая дымка между окном и огнями бескрайнего города.
Роман Викторович прижался лбом к холодному стеклу. На секунду ему вдруг пришла в голову мысль найти подмороженную железку и как в детстве прикоснуться к ней языком. Какая глупость. Результат понятен и давно проверен. Нет, не ностальгия по детству. Просто сиюминутный порыв.
Он отошёл от стекла и сделал несколько медленных шагов к двери. Потом обратно. Кабинет на 48-ом этаже Башни позволял неспешную прогулку по квадрату. В соседней комнате, размером
