и заочное, я ценил. Поэтому не буду ему перечить, лучше послушаться и назвать дочку Настей, как он велит… тем более у меня никаких мыслей по этому поводу не имелось.
Люлька, в которой поплыла моя дочь по темной воде, почувствовала первые толчки, направившие ее туда, где она оказалась.
– Отец посоветовал Настей назвать! – сообщил я маме.
– Конечно, куда же он без своей деревенской родни! – проговорила она, подняв бровь. Уход его она не простила. – А что у девочки будет такое простонародное имя, ему наплевать!
Ее страдания я понимал. Но моя задача – сохранить их обоих для меня, и родившаяся их внучка, надеюсь, будет этому пособлять. Батя теперь далеко не денется: внучку назвал он!
Зато в маме появилось какое-то отчуждение. Может, с этого и пошло, что Настю она любила меньше, чем другую внучку, и сразу же уехала к той, и замечательно ее воспитала! Порой от таких мелочей всё зависит, особенно вначале, когда так много значит малейший толчок!
А попросил бы я маму выбрать имя для дочери – глядишь, осталась бы она, и всё могло быть иначе! Страшно плыть в люльке по темной реке – ты ни в чем не виновата еще, а твою жизнь уже поворачивают! Тревога поднималась в душе.
– Были небольшие травмы, – сказала врач, – но в общем всё кончилось хорошо.
Мы стояли в приемной, и появилась тонюсенькая Нонна с огромным (особенно для нее) свертком в руках. Там, в лазурном одеяле, – новая, незнакомая жизнь. Я откинул кружевной клинышек с ее лица и впервые встретил ее взгляд. И вздрогнул. Правый глазик был припудрен, чтобы снять красноту, полуприкрыт спущенным веком – так вышло при родах и осталось на всю жизнь. И тем не менее взгляд был твердый, внимательный и даже слегка недовольный. Настроенный на восторженное сюсюканье, как и все вокруг, я вдруг застыл. Мне даже почудился в ее глазах дерзкий вызов: «Ну что? Кто кого?» «А ведь это совершенно незнакомое существо изменит твою жизнь полностью! – вдруг почувствовал я. – Прощай, прежнее!» Не только Настя, но и мы вместе с ней поплыли куда-то… даже качнуло!
– Ну как оно? – шепнул я Нонне.
– Честно – не ожидала, что будет так трудно, – шепнула она.
Да. Теперь будет так. Прощай, молодость!
Наконец радостные причитания близких, восторженные восклицания, положенные в такой ситуации, дошли до меня, я заулыбался.
– Как тебе наша доченька, а? – пробился ко мне голос Нонны. Взгляд у дочки был явно озабоченный – она, похоже, была недовольна началом жизни. И я, ничего не сказав, принял тяжеленький сверток на руки.
…Помню, как удивленно икала она, когда мы, доставив ее домой, впервые положили в колясочку на рессорах. Икала, таращила глазки и снова икала: что за странные события с ней происходят? В роддоме был порядок – вовремя кормление, уход – а здесь что? И мы смеялись, хотя слегка были испуганы: не всё, оказывается, устраивает ее!
Всего пару часов она побыла в нашем старом доме, у большого
