гладко выбрит, тогда еще красив. И, как настоящий «инженэр», – обстоятелен, аккуратен, всё делал обдуманно и четко. Специально привезенной тряпкой вытер колеса, умело сложил коляску, и мы засунули ее в багажник такси. Спустилась Нонна с Настей на руках.
– Смотри, Настька, больше не вернешься сюда! – Нонна, растрогавшись, подняла ее, и Настя увидела наш Саперный, переулок счастья.
– Ну всё, всё, поехали! – заторопил тесть. Мол, незачем показывать внучке то, чего уже нет, «надо жить реальной жизнью!» – один из основных его тезисов. Тесть и теща расцеловались с мамой: они любили друг друга – и она уезжала. Как-то Настя попала под всеобщий разъезд.
– С тобой, Валерий, скоро увидимся! – строго сказал тесть. Хлопнула дверка такси – и они уехали.
Мама утерла слезу. Как-то не так начинается новая жизнь!
Мы вернулись наверх, сели, смотрели. Последние минуты! Всю мебель почти оставляли тут – и кованый сундук, и большой узорный буфет, и стол на круглых тумбах, на который положили меня, принеся из роддома. Надо было и Настю туда положить, чтобы прониклась хоть чем-то. Не успел. В новом жилье уже этого не будет.
«На прощанье» – так я назвал свой рассказ, самый ранний, про всё, что оставил тут. Вот – выглянул в окошко – атланты мои, у дома напротив: один, как положено, босой, а другой почему-то в ботинках со шнурками! Нигде больше не видел такого – специально для меня. Как без них буду?.. Гуд бай!
Звонок. Грузчики!
Даже и они, оглядев высокие светлые комнаты, старую мебель – «Не забираете?» – чуть удивились. Однорукий (надо же, как бывает) грузчик-бригадир прямо спросил:
– И охота вам с улиц Преображенского полка уезжать на болото? Вроде интеллигентные люди…
– Грузите! – махнул рукой я.
Поздно уже.
Исчезли последние дома города. Бесконечное кладбище, вдруг перешедшее в пустынное поле. Веселенькое местечко.
Резко, без всякого предупреждения, пошел длинный однообразный дом. Неотличимая от других парадная – пришлось загибать пальцы, чтобы вычислить ее. Вот она, моя жизнь теперь.
– Вот здесь – стоп!
Пианино, однако, мы захватили, так что грузчикам удалось себя показать. Пятый этаж! Особенно потряс меня однорукий – бесстрашно брал самое тяжелое!
Уехали и они – последние из прежней жизни.
– Что ж… счастья вам! – неуверенно произнес однорукий.
Пустые стены. Дальний закат.
Долгое время спал, не раздеваясь, на нераспакованных узлах, и сны были сладкие: что весь этот переезд – сновидение, и просыпаюсь у себя на Саперном, и солнце на той стене, где всегда! Порой даже вставал и ходил в этом счастливом сне, и вдруг… Где я?! Нет ничего! Сумасшедшие, что ли, сюда выселены, которые тут ходят и как бы довольны?
А еще и в Петергофе непонятно
