style="font-size:15px;"> – Что-то она много спит! – заметил я бодро.
– Ведите себя прилично! – чопорно теща произнесла. Такие наплывы великосветскости находили на нее, хотя последние годы работала продавщицей.
– Да ладно, Катя! – проснулся дед (спал, накрыв лицо газетой, как бы изучал). – Действительно, хватит спать ей, пора обедать!
– Во, бутуз какой! – Бабка с некоторым усилием достала из-за полога хмурую, заспанную Настю, усадила ее к себе на колено. – Зо-ля-той ты мой! – подбросила на руках.
Настя смотрела хмуро… Что долго не приезжал?
– Всё вы работаете! – умильно сказала мне теща, тонко намекая на то, о чем молчала Настя: долго не приезжал!
Я тоже обиделся. Им не объяснишь! Повисло молчание. Вышла, зевая, Нонна в засаленном бабкином халате, вяло кивнула мне. Такая теперь жизнь? И два дня теперь кукситься в этом болоте? А что я могу предложить? Пропал запал? Зачах на мелочах?
– Летом мы с Настей поедем к Любы! – сообщила теща.
Мы с Нонной переглянулись.
– Что за Люба? – спросил я, когда вышли покурить.
– Сестра ее. Село Тыквино, на Днепре, откуда они все. Целая толпа там тетушек, дочерей их, всяких золовок – и все свои: обнимают, целуют, тискают, в гости зовут. Каждое лето с мамой ездили туда. Вечером собираются все у реки. «Спивают». Красиво, надо признать. Ну и хлопочут все, чтобы поправилась ты. Люба – каждый год, как меня увидит, ручищами всплескивает: «Жэрдыночка ты моя!» В смысле – как жердь. Прижмет к своей пышной груди… И – с утра до вечера: галушки, пампушки: «Кушай, детынька!» Настьке, я думаю, это ни к чему! – резко погасив сигарету, сказала Нонна.
– Ей бы, наверно, понравилось, – возразил я. – Она любит, когда всё вокруг нее.
– Ну и вернется толстой поселянкой, «гарной дывчиной»! – возмутилась Нонна. – Помню, когда мы с двоюродной моей сестрой-красавицей на берег пошли, та раскинула полотенце и говорит: «Ляхемте тут!»
– Да-а. Не годится. Особенно – когда ставится ее речь. Не едем!
– Хорошо, Венчик! А чего делаем?!
– Ну, можно и в Петергофе лето провести, – проговорил я.
– Третье лето она уже тут! Тебе это нравится? Уже говорит «кохта», как бабка!
– М-да.
На следующее утро я поехал на студию, вроде как бесцельно, но тайная мысль была. Оказалось – и пропуск просрочен. Нормально! Зашел со стороны двора, влез в тормознувший грузовик, въехал. Поднялся в буфет, где клубились все непризнанные гении – впрочем, и признанные тоже. И там на меня коршуном налетел бурно всклокоченный режиссер Ухов.
– Где ты пропадал! Обыскался тебя!
– Да? – От столь скорой удачи я даже растерялся. – Сценария свободного у меня сейчас нет. Но если надо!..
– Надо! – жестко он произнес. Такой стиль принят был на «Ленфильме». И мы пошли.
– Дети-революционеры тебе близки? – спросил он на ходу.
– Да!
– Я так и знал! – Он радостно шлепнул себя по колену.
