разницы с Климом. Тридцать пять лет, тогда он мне показался стариком или человеком, который уже прожил свою жизнь и теперь доживает все, что от нее осталось.
– Богдан! – представился мне кареглазый брюнет и протянул руку.
Не подумайте, что я успела тогда разглядеть цвет его глаз, просто потом – намного позже я слишком часто в них смотрела.
– Варя… – протягиваю руку в ответ.
– Ну, где ты, Варвара? – с этими словами он переворачивает мою кисть ладошкой вниз и подносит к своим губам.
От неожиданности я одергиваю руку, Клим, заставший эту сцену, смеется.
– Варя – балерина, – гордо и еще раз представляет меня мой жених.
– Бывшая балерина. Я поступила на курс философии.
– Варя – философ, – тут же спешит исправиться Клим, и становится смешно – и мне, и ему, и Богдану.
Мы садимся за стол, все расспрашивают о предстоящей свадьбе, передают друг другу салаты, вылетает пробка от шампанского – помните этот звук? А потом – как разливается счастье – по бокалам игристо и весело. Я была так счастлива тогда! Я клянусь, я никогда не была счастливее! Клим держал мою руку под столом и гордился тем, что я улыбаюсь. В жизни человека есть вечные минуты, когда хочется нажать «стоп» и замереть от восторга. Тогда, в девятнадцатилетней белокурой голове не было, конечно, таких мыслей, я принимала все как должное. А должно было все случиться совсем по-другому.
Клим потащил меня на кухню – якобы помыть посуду, но мы целовались прямо под новогодней ночью, бьющей в окно загородного дома робкими кристаллами узорчатого льда. Клим схватил меня чуть повыше бедра и задрал мою ногу, так что малахитовое платье подлетело к потолку. Я застонала и поддалась бедрами вперед. Он впился губами в мою шею… и… я услышала за спиной:
– Ну вы даете, молодежь!
Нашу романтику прервал голос Богдана. Он что, наблюдал за нами? Вот уж чушь, нет, конечно, просто не вовремя заглянул на кухню.
– Мы посуду мыли… – робко проблеяла я.
Хотя, чего мне оправдываться? Я целуюсь с будущим мужем и имею на это полное право!
– Ну, хоть бы воду тогда включили, что ли, – грубый смешок, и Богдан покидает комнату.
Мы с Климом смотрим друг на друга и смеемся.
– А у него что, жены нет? Чего он с нами Новый год отмечает? – спрашиваю я, когда мы действительно включаем воду и начинаем мыть посуду.
– Вот понятия не имею, но он никогда нас ни с кем не знакомил.
Почему красивый, с виду успешный мужчина в тридцать два года – одинок? А потому что он не одинок, он свободен. И вот именно от этой окрыляющей свободы выбора так нелегко отказаться в пользу посредственной константы. Но уж если такие влюбляются – это навсегда.
– Вода только холодная? – спрашиваю я после пятой тарелки, обмытой в леднике.
– Ага,
