меня у себя. Окажись я вот так один на один с этой трагедией, вряд ли бы смогла остаться в своем уме. Мой лечащий врач абсолютно прав: чтобы не ремиссировать, не впадать в панические атаки, истерики и слезы, мне действительно надо очистить все жесткие диски памяти. Мы говорили однажды с Бодей на эту тему, еще в больнице. Он попросил психиатра проконсультировать меня и после его вывода по состоянию моего психического здоровья усадил меня напротив себя и провел беседу на тему того, как пережить потерю близкого человека. Видимо, вывод психиатра был неутешительным. Но в тот вечер я удалилась из социальных сетей, добровольно отдала свой телефон и сняла с руки кольцо, подаренное на помолвку. Как бы это ни звучало, но для того, чтобы пережить боль, нужно убрать любые напоминания о ней.
Я думала, что родители Клима осудят меня за то, что я ни разу не съездила на кладбище, когда уже врачи разрешили выходить на улицу. Но я не могла! И Богдан запретил. Я видела, что он тоже очень страдает, но подавляет в себе чувство одиночества и потери. Просто физически подавляет: если он находился не у меня в палате, то в операционной. В таком темпе жизни все страдания притупляются. Простыми словами: к страданию ведет осознание.
Однажды я проходила по больничному коридору и увидела по телевизору кадры свадьбы. Фильм какой-то, наверное… Сползла по стенке прямо посреди отделения. В память врезались осколки разбитой бутылки шампанского. Богдан тогда всю ночь гладил меня по голове и рассказывал, куда мы поедем, когда я поправлюсь. Я не понимала, как можно куда-то ехать, если Клима нет… Оттолкнула его от себя тогда, а он сказал, что ему еще больнее. И вот тогда я осознала, что быть эгоисткой даже в своих страданиях – плохо. Он потерял брата, и, возможно, теперь я должна ему его заменить. Поэтому после обеда в новом жилище предложила Бодьке поиграть в морской бой. По ночам, в больнице, когда я не могла уснуть, мы чертили клеточки и квадратики – двухпалубные, трехпалубные…
– Беру курс на Пилау! Сейчас посуду помою и сыграем, – нейрохирург согласился на мою детскую забаву.
– Дэ восемь!
– Ранила!
– Дэ девять!
– Убила!
Я дернулась, как от удара током.
– Плохое слово какое-то, – сказала я, скомкала бумагу с начерченным «полем битвы» и попрыгала в свою комнату.
Не знаю, что это было. До этого мы десятки раз играли с Богданом в «Морской бой». Мужчина последовал за мной и поддержал за руку, пока я, сдерживая слезы, пыталась добраться до выделенной мне кровати.
– Это нормально, Варя. Часть мозга была повреждена, я сам лично там ковырялся, может задел что-то…
Бодя пытался пошутить, но получалось хреново, я только еще больше разрыдалась.
– Адаптационный период, сейчас введем успокоительное, поспишь немного.
С этими словами мой лечащий врач удалился, а я осталась наедине со своими мыслями. Тот период жизни я могу описать только одним словом – туман. Понимала, что я не единственная вдова на весь мир, но остаться вдовой в двадцать лет – сложное испытание для психики. Хотя
