Дни и ночи пошли по кругу.
Он не знал – он ел или не ел. Единственное, чего он хотел, – увидеть её. Но почему-то это стало невозможным. Она будто исчезла из пространства.
Внезапно оборвалось.
– Инструктор з района Гальку сосватав, – поделилась Затулиха вестью. – Весилля на яблочный Спас будэ, щоб на курорт поспилы поихаты.
– Сплетня… – задохнулся Юрка.
– А ты пиды, сам спытай.
Громыхнул в железные ворота.
– Чого тоби? – Михайло вышел.
– Он вам что: двадцать пять тысяч дал?.. – голос у Юрки дрожит. И губы.
– Та ни… таких грошив в нёго нэмае, – Михайло засмеялся. И даже головой крутнул. – Дурной ты, а ще вчитэль. Цэ ж – власть. Сёгодни он инструктор, завтра секрэтар…
– Откуда известно?.. Это неизвестно!..
– Конешно, – спокойно согласился Михайло. – Та пока для нас и инструктор сгодится.
– Галя… – сказал Юрка. – Где?
Глянул на него Михайло исподлобья – но вместо того, чтоб калитку захлопнуть, ответил мягко – по-житейски, по-соседски:
– Та поихала… його родни покозатысь.
И замолчал Юрка.
И повернулся и побрёл прочь.
Сидит инструктор за свадебным столом, и рядом – Галя. И вставши с нею, целует её вольготно под всеобщее одобрение.
Полсела гуляет на свадьбе!.. Ну, не полсела, конечно, – село большое, – но много людей. Много. И танцуют, и песни поют.
А потом – тишина в тёмной комнате. Беззвучно и безразлично стоят изумрудные цифры в электронных часах. Поднялась с постели новобрачная – инструктор засопел, перевернулся, – подошла к раскрытому окну…
И Юра у окна, тоже в ночь смотрит. Не ложился. И будильник за его спиной – тики-тик, тики-тики, тики-тик, тики-тики, тики-тик…
Прошёл предрассветной улицей. Разбудил Никитича:
– Обрез!..
– От любви стреляться можно только офицерам, – наставительно сказал Никитич. – А как ты лицо гражданское, то должен вешаться.
– Не для меня… Я этих… ремонтантных…
– От это так! – развеселился Никитич. – Раньше кулаки по учителям с обрезов шмаляли, а теперь наоборот! Конец света, ей-бо, конец света…
– Дай!.. Где он?.. Дай!..
Не в себе был Юрка совершенно. Топорик в углу увидел, схватил. Но Никитич догадался:
– Она как жить после этого будет? О ней подумай!
С минуту, наверно, Юрка стоял, топорик сжимая двумя руками. Потом – поник.
Поил его Никитич до утра, и пил с ним вместе, на топчан отволок, сам на пол поперёк входа бухнулся.
Проснулись заполдень. Никитич – немножко раньше, на стол уже собрал. Юрка себя плохо чувствовал; но умылся, поел, посидел – легче стало.
Домой он не пошёл, продолжили беседу. Никитич ему всякие истории рассказывал про жизнь в Кандиевке до войны – смешные. И Юрку он расспрашивал про то, какой сейчас писатель самый
