окна, я внутренне протестую против тупых приказов, позволяя механику-водителю рулить при герметизированной кабине.
Въезжая на понтонный мост, чуть раскачивающийся под тяжестью советской армии, я начинаю чувствовать нереальность происходящих событий, нежданно охватившую меня с ног до головы. Машина, зажата между двумя БМП-1, идущими по-боевому, раскачиваясь преодолела середину понтонов. Не страшно. Скорее интересно. Мерно катит стальные воды Амударья, по которой проплывают наши надежды. Вот и афганский берег. Между ногами рация – р-109. Постоянно прослушиваю эфир, как верующие муллу.
– Все нормально, приём, – отвечаю на голос капитана Князева, спросившего, нормально ли все. А что будет-то с сильнейшей армией мира, вторгшейся на территорию суверенного государства, которое можем раздавить мизинцем. Но на тот момент и мне и всем в колонне плевать на такую чепуху. Если скажут, дойдем до Бенгальского залива. Вот и берег противоположный.
Справа пограничный пост афганцев. Национальный флаг на шесте, от которого веет безысходностью. Будка в черно-зелено-красных тонах афганского флага и рядом одинокий солдат в мышиной шинели отдает честь. Руку держит часов пять, пропуская колонну советских войск, иногда опуская её, чтобы привести в порядок кровообращение мышц. Стоит как оловянный солдатик, на бугорке из серой земли, смерзшейся до гранитной твердости. Лет ему не более восемнадцати. В глазах удивление и немного страха. Ловлю его взглад. В них пустота.
Мой внутренний голос также, как и я, зачарован страной и молчит.
Утро. Солнце еще не взошло, но светло и видна каждая трещинка на сером асфальте, уже подпорченном траками танков, ползущих впереди. Людей не видно. Словно все вымерли от неизвестной болезни. Открыв пошире глаза высматриваю свою первую заграницу.
Дома бедные, как у нас на Украине времен развитого социализма и даже хуже, в основном, одноэтажные из глины. На крыше – доски, оббитые чем-то вроде гудроном. Некоторые обмазаны той же глиной, из чего делали стены. Стекол нет. Точнее есть, но такие маленькие, что хочется плакать от умиления. Бедность чувствуется в каждом порыве ветерка.
Марш надоедает и постоянно тянет в сон. Снятся в основном бабы. Оттого член стоит, как телеграфный столб, мешая сосредоточиться на боевой задаче. Монотонность пути въедается в кожу и глаза как-то сами собой слипаются в короткой дрёме. Уже два часа, как наш 186 полк оказывает интернациональную помощь Демократической Республике Афганистан. Но ни цветов радости, ни торжественных речей командиров не видно и не слышно. Говорят, что они сами попросили нас о помощи, и мы, как бы в ответ на их просьбу оккупируем их.
Ела ли меня тогда совесть? Нет. Она притаилась где-то глубоко внутри, обещая когда-нибудь выйти из тени иных, овладевших меня тогда эмоций. Да. Чтобы Совесть, наконец, проснулась, потребовалось несколько долгих лет. Но у некоторых она до сих пор спит, а может и издохла давно.
